Но в богатых кварталах Буэнос-Айреса отношение к Мадам Президентше было совсем другое. Выскочка, заискивающая перед бедняками, по определению не могла нравиться аристократам, но Эвита к тому же словно специально искала случая «наступить им на хвост»: ее фонд прибирал к рукам газеты и радиостанции, которые не соглашались с перонистской идеологией, фабрики и заводы, чьи владельцы слишком мало, на взгляд Эвиты, отчисляли в ее фонд. Шептались, что она закрыла все театры, которые когда-то не брали ее на работу, уволила всех, кто осмеливался спорить с нею, что деньги фонда тратятся на ее туалеты и драгоценности… Это тоже была правда, и она никогда этого не отрицала. Считая себя матерью аргентинского народа, Эвита взяла на себя ответственность за все, что происходило в стране – от неудавшейся личной жизни воспитанниц сиротского приюта, которым она нашла мужей, до назначений на министерские посты. Разъезжая по трущобам в «роллс-ройсе», она выходила к беднякам со слезами сочувствия на глазах – в роскошной шубе, с бриллиантовыми кольцами, в туалете от парижских кутюрье, – и люди падали перед ней на колени: Эвита в роскошном одеянии была для них сродни богато украшенным статуям святых в церкви, она зримо воплощала то, о чем тайно мечтает каждый нищий крестьянин: богатство, благополучие, счастье.

В 1947 году Эвита Перон совершает поездку по Европе: за два месяца она посетила Испанию, Францию, Швейцарию, Италию, Ватикан. Эва представляла собой новую Аргентину: прекрасную, молодую, готовую сотрудничать. Журнал Time назвал ее «непостижимой», генерал Франко вручил ей орден, а папа римский удостоил ее длинной беседы. Она с триумфом вернулась на родину, принеся стране миллиардные контракты на поставку мяса и зерна в разоренную войной Европу.

Но Эвита привезла с собой еще кое-что: представление о том, как должна выглядеть Первая леди. Отныне она одевается только у лучших портных Европы: ее гардероб наполнился костюмами от Шанель (сама Великая Мадемуазель сказала, что у Эвиты врожденное чувство стиля), Кристиана Диора, Баленсиаги, сшитыми на заказ английскими костюмами и обувью от Сальваторе Феррагамо. Ее стиль – сдержанная роскошь, дорогая элегантность, классические костюмы днем и роскошные вечерние платья для особых случаев, – стал образцом для всех женщин высших слоев не только в Аргентине, но по всей Латинской Америке. Решив стать похожей на европейских женщин, Эвита постепенно осветляла волосы – с каждым разом на тон светлее, – а из-за недостатка времени ее прически становились все проще и элегантнее, в конце концов придя к каноническому светлому пучку из кос. Золотистые волосы, уложенные в корону, делали ее похожей на Мадонну. Такую прическу еще не одно десятилетие будет делать себе половина латиноамериканок; любимый Эвитой фасон – расклешенная юбка, короткий приталенный жакет и туфли с ремешками на щиколотках – еще долгое время будет оставаться самым распространенным в Аргентине. Мода давно ушла вперед, но эта одежда была данью не моде, а лично Эвите.

Она пользовалась невероятным влиянием, при этом не занимая ни одной официальной должности. Перед президентскими выборами 1951 года ей пришла в голову мысль выдвинуть свою кандидатуру на пост премьер-министра страны: многотысячная толпа, собравшаяся на площади перед президентским дворцом, своими криками поддержала ее решение. В знак одобрения по всей стране прокатилась волна рекордов: в честь Эвиты мастера работали сутками без передышки, один бильярдист не разгибаясь закатил полторы тысячи шаров, а какой-то танцор танцевал танго сто двадцать семь часов. Но военные, на которых опиралась власть Перона, намекнули ему, что его жена в роли премьера им не подходит: она затмит его, она раздаст все деньги бедным, она – женщина! И Эвита отказалась от выдвижения: рыдая, стояла она перед микрофоном на балконе президентского дворца и рассказывала нации о том, что скромность и безграничная любовь к мужу не позволяют ей выдвинуть свою кандидатуру. Нация рыдала вместе с ней…