– Но у нас же не было ни одной репетиции! – растерялся начинающий артист.

– Успокойся, – махнула рукой Дина Сизарева. – Сказки мы репетируем прямо на месте. Кстати, а кто будет прекрасным лебедем?

Эдмунд Леонидович пренебрежительно фыркнул. Эти девчонки! Ум отсутствует абсолютно. Все прекрасное всегда играет он – Банченко, чего тут думать!

– А прекрасным лебедем буду я, сам сыграю, – серьезно насупился Звездоруков. – Роль непростая, социальная, надо передать, как тяжко жилось птичьему поголовью за рубежом в дремучее время. Через эту роль я поведаю миру… поведаю…

– А в чем тогда смысл произведения? – не понял Чеботарев. – Был маленький гадкий утенок, вырос, превратился в гадкого жирного селезня… А сказка будет называться «Сколь не пыжься, лебедем не станешь».

– Прекратить! – не выдержал Звездоруков и даже притопнул ножкой. – Итак! Слушаем списки!

Игорь забежал в свой подъезд, до квартиры он поднимался через две ступеньки. Ура! Он едет на гастроли! И целых три дня будет без маменьки и бабушки! А еще! Еще можно сказать, что гастроли продлятся до февраля! Нет, тогда бабушка точно поедет с ним, лучше на две недели! А жить он будет… Да хотя бы у Любки! А чего? Девчонка с него пыль сдувает, пусть порадуется!

На площадке возле своей квартиры Веткин остановился, воровато оглянулся по сторонам и вытащил из кармана маркер.

– Ага, а то как-то лысенько тут… – пробормотал он и, закусив губу, написал: «Игорек! Роди мне ребенка!» – Вот так… Пусть знают, что любая женщина хочет меня размножить… Блин! А это что за тварь написала?

Вверху, как-то очень высоко, было написано черным: «Веткин, паскуда, еще раз стены измажешь, языком стирать заставлю!»

– Неужели тетя Дуся дотянулась? – побледнел Веткин, деловито одернул пуховичок и важным шагом направился к двери.

– Ну и чего так долго? – встретила его у порога бабушка. – Уже два раза оладьи стряпала! А мать твоя уже два раза их слопала! Скоко ж мне у плиты-то стоять?

– Так мама ж собиралась на диету сесть? – обиженно заморгал Веткин. Оладьи он тоже любил.

– Она сказала, что у нее с сегодняшнего дня депрессия, а вот после нее она и сядет… Сама уже не дождусь, лупит все, что под руку попадет.

Бабушка покачала головой и отправилась снова на кухню.

– Мам! Баб! А я завтра уезжаю на гастроли! – радостно кричал из своей комнаты Игорек, торопливо переодеваясь.

– Нечего там делать, на этих гастролях, – ворчала бабушка. – Да и Новый год скоро. Я в Деда Мороза наряжусь, мать вон в елку нарядим… Подарки тебе принесем, я уж и носочки присмотрела. Я для кого тут все придумала? Я ж тебе сказала, давай устрою тебя на завод, у меня там…

– Мама! – вступила в спор маменька. – Не надо мальчику наступать на жизненную позицию! И потом… мы же еще не знаем, куда он едет! Может быть, это Венеция. И еще – я не хочу в елку! Мне б в Венецию…

Маменька мечтательно закатила глазки и уже придумывала, как бы навязаться к Игорьку в труппу, но все мечты, точно трехлитровую банку, разбила бабушка.

– С чего б их в Венецию понесло? Поди, в какое-нить Телятинощщастье! Игорь! Куда вас вывозят-то? И все ж, грю, лучше б устроился к нам…

Игорек появился перед родственницами подтянутый, свежий, в банном халате.

– Мама! Бабушка! Мои гастроли не обсуждаются, – лихо мотнул он головой. – К тому же Борисыч мне обещал главную роль…

– Вы «Тараканище» ставите? – наивно поинтересовалась бабуля.

– Нет, – запыхтел Игорек. – Мы ставим… Ну, в общем, там очень мудреное название. К тому же название еще рабочее, так что я потом вам сообщу.

– Наверное, зайчика, – догадалась бабушка. – На Новый-то год тебя сызмальства в зайчика наряжают.