Вторая дверь отъехала в сторону так же легко, как и первая. Вздев просмоленный жгут, Катарин шагнул вперед. Глаза, привыкшие к полумраку предутрия, различали все прекрасно. Перед ним в самом деле была гробница, и в ней был похоронен всего один человек. Ни на миг Катарин не усомнился, что видит останки хозяина усыпальницы.

Раз за разом несокрушимая гробница оказывалась под прямыми лучами Соло, когда сами камни рассыпаются в прах, затем уходила в тень – и внутрь пробирался немыслимый мороз. То, что некогда было плотью, давно пересохло и обуглилось, но то, что осталось, по-прежнему напоминало человеческую фигуру, сидящую в кресле пилота.

«Кресло пилота» – так называется подставка, на которую усаживают умерших родичей. Живые люди отступают перед жарой, а кладбища остаются, и Соло испепеляет тела и кресла, на которые усажены мертвые. Только несокрушимые гробницы древних остаются стоять, будто вчера выстроены, и хрупкие кости предка сидят в кресле пилота.

Катарин молча отшагнул назад и вернул на место дверь, плотно закрыв вход. Он нашел подтверждение обугленным легендам, и старики будут довольны, но главное все же – отыскать дорогу на полночь, а тут до сих пор заметных успехов нет. Значит, надо идти дальше.

Вездеход, оставленный возле гробницы, отошел немного в сторону, разгребал ногой щебень и что-то грыз. Катарин подошел глянуть. Под слоем щебня и плотно слежавшихся пыли и песка, нанесенных ветром, обнаружились остатки кустов, накрепко высушенные морозом, но годные в пищу неприхотливому вездеходу. Вообще, древесина плохо сохраняется даже на холодной стороне, вымороженное дерево ветра легко истирают в пыль, но погребенные под небольшим слоем песка ветки кустарников могут храниться сколь угодно долго. И раз закатные люди не вырубили кустарники для своих нужд, значит, места эти были богаты всяким произрастанием. Хорошая примета. Теперь бы найти долину, где можно не только пасти скот, но и по-настоящему пахать. Сюда потом можно вернуться, разжечь костерок, обогреться, подкормить вездехода, а пока надо идти дальше.

Плато в этом месте полого спускалось, нагромождений камней не было – значит, можно ехать верхом. Катарин подозвал отдохнувшего вездехода и поехал не слишком торопясь, но куда быстрее, чем прежде. Со спины зверя видно хорошо, и Катарин издали заметил, что плоскогорье круто обрывается вниз. Спешился, подошел к обрыву. Внизу расстилалась долина. Не ущелье, слегка сглаженное временем, а настоящая долина, о каких только сказители песни поют. Когда-нибудь внизу потечет река, чей исток будет в замерзшем озере, на ее берегах станет колоситься хлеб. Спуститься вниз всем народом – не проблема, куда трудней преодолеть те бугры и стены, что встретились Катарину за последние два дня. А здесь… веревочные лестницы, блоки – и человеческая река вместе со всем имуществом и стадами хлынет вниз.

Катарин подошел к краю, чтобы как следует оглядеть обрыв.

Пропасть на сотню махов глубиной, и там на дне стоял развьюченный вездеход.

Чужой разведчик! Он уже здесь и, быть может, успел сообщить своим о чудесной долине, в которой безбедно проживут три, а то и четыре поколения его родичей.

Но где же сам следопыт? Катарин прищурил глаза, выглядывая соперника, и быстро отыскал его. Тот пластался по стене, медленно поднимаясь на обрыв. Все понятно, на то он и разведчик, чтобы выяснить, что находится наверху. Но он чужой разведчик и сейчас уязвим, как никогда. Один не слишком большой камень – и проблем больше нет. То есть проблемы все равно будут, ибо заселять долину начнут еще не скоро, и за это время ее сотню раз отыщут и свои, и чужие. Кровь незнакомого скалолаза станет лишь первой пролитой в грядущей войне.