Я отшатнулся от старца… И неожиданно для себя отлетел от него метров на пять. И повис над травой под углом к земле градусов в сорок пять.

– Успокойтесь, – пряча улыбку, сказал мне старец, – просто теперь тут, в корабле, вы сможете управлять своим телом так же, как и мы.

С этими словами он сперва еще чуть приподнялся над поверхностью, а затем принял горизонтальное положение и, взмыв под купол, сделал кульбит. И тут же вернулся на прежнее место.

– Попробуйте, – предложил он.

Я послушно попробовал и к собственному удивлению без малейшего труда повторил его трюк, сам не понимая, как мне это удается.

– Чего же они ко мне ТАМ не подлетели? – показывая на «розовых», несуразно спросил я, вернувшись к старцу. Но он понял меня.

– Эта штуковина называется «мнемогравитат» или просто «гравитат», и действует только там, где установлены специальные генераторы, – пояснил он. – В нашем мире пользоваться им могут лишь самые высокопоставленные персоны. Всякий раз, когда вы будете входить в зоны действия подобных генераторов или выходить из них, вы будете ощущать во всем теле эдакое легкое жжение, словно… – он замешкался в поисках сравнения.

– Словно водки выпьешь, – подсказал я.

– Точно! – обрадовался старец и хитро прищурился. – А не желаете ли, кстати?

Я уже привык к певучему говору моих спасителей-похитителей, и интонация, с которой седовласый и лысоватый христианин предложил мне выпить, ясно указала мне на то, что сам он это сделать никогда не прочь. Я пригляделся и заметил, как забегали его бездонные глазки…

– Отчего же? – согласился я. – За знакомство, например. Или за мое удивительное спасение.

– Вот-вот, – благостно подтвердил старец. – Водочки? Коньяку? Али чего другого?

– Водки, – выбрал я. Легко.

И тут же, прямо из земли между нами вырос ажурный столик с графинчиком, рюмочками и какими-то закусками. Я вспомнил «Мастера и Маргариту». Пробуждение Степы Лиходеева. Но на Воланда старикан не тянул. Как его зовут-то, хотя бы?

– Меня, Роман Михайлович, Сэмюэлем зовут, – словно отвечая на мой мысленный вопрос, сказал он, разливая прозрачную жидкость в четыре рюмки. Заметив мое удивление, пояснил: – Русские имена, к сожалению, в быту совсем не сохранились. А уж тем паче традиция по отчеству величать. Отца моего, к примеру, звали Сомерсетт. Согласитесь, вряд ли можно было бы услышать что-либо глупее, чем «Сэмюэль Сомерсеттович»?

– Да уж, – промямлил я, принимая рюмку из его рук.

– Так что, хотя я и считаю себя чистокровным славянином и, кстати, горжусь этим, зовите меня просто «Дядюшка Сэм». Я к этому привык.

Я подумал, стоит ли сообщать ему, что когда-то «Дядюшкой Сэмом» было принято называть Соединенные Штаты Америки, да еще и изображать этаким набитым долларами злобным толстяком с сигарой в зубах… Но решил воздержаться. Вместо этого обернулся к «розовым»:

– А вас как звать?

В том, что они – подчиненные «Дядюшки Сэма», и в том, что субординация тут строжайшая, сомнений не возникало. Это было ясно хотя бы уже по тому, как бедолаги притихли и оцепенели. Но распивание спиртного, видно, нарушением дисциплины не считалось: оба «Джедая» уже держали в руках по рюмашке. Услышав мой вопрос, они искательно посмотрели на начальника. Тот, чуть заметно кивнув головой, заметил:

– Подчиненных у нас принято называть по фамилиям.

– Синицын, – представился кудрявый, слегка поклонившись. Затем назвался лысый:

– Семецкий. Можно, Сёма, – добавил он, крякнул и виновато посмотрел на Дядюшку Сэма.

– Так за знакомство! – протянул я рюмку, чтобы чокнуться, но никто из троих не поддержал меня. Я сперва удивился, но потом догадался, что этот обычай людям будущего не известен.