– И он не станет никому сообщать о нас, – подмигнул мне Гойка. – Мало ли почему звездолет мытаря, отключив маяки, затаился на орбите? А?

Хотя я и был уверен, что все будет именно так, как предсказывал атаман, я все-таки собрал своих людей на сход. Я рассказал им о том, что за кораблем охотятся власти, о нашем плане, а закончил свою речь тем, что считаю, им безопаснее было бы на некоторое время перебраться на другие корабли табора. Освещение палубы имитировало сумерки, блики костра выдергивали из толпы непроницаемые лица моих цыган. Они молчали.

– Ну?! – не выдержал я тишины. – Чего притихли? Разве я не прав?

На помощь мне пришла Ляля:

– Не серчайте, ромалы, – сказала она. – Он ведь даже язык наш не знал, когда я его в табор привела, что же он может знать о наших порядках?

Похожий на старого облезлого волка старик Хомук проскрипел:

– Ты была бы права, девка, коли б он не был нашим джуз-атаманом. Мы доверяем ему нашу жизнь, а он до сих пор не знает наших главных законов.

Цыгане тихонько загудели.

– Ты считаешь, он не достоин? – с вызовом спросила Ляля.

– Я считаю, что его надо учить, – ответил Хомук и вновь повернулся ко мне: – Только смерть может заставить джипси покинуть капитана. И еще – переход в новый джуз. Но и то, и другое может случиться только один раз.

Я пошел ва-банк:

– Знаю. Но прежде чем подвергнуть вас риску, я хотел узнать, готовы ли вы идти за мной, или предпочтете выбрать на мое место другого. Таков закон моего родного табора.

– Да-а, – протянул Хомук, – из далеких краев ты прибыл к нам, Рома… Хватит болтовни. Делай то, что считаешь нужным, и пусть все будет так, как будет.

Что ж, пора снять напряжение и закрепить удачу. Предвидев недовольство, я загодя приидумал, как это сделать. Рояль в кустах. Правда, балисет имеет только пять струн, но к этому нетрудно было приспособиться, и несколько раз я бренчал на нем Ляле, а больше никто в таборе не слышал, как я играю.

Я убедился, что инструмент строит, потрогал клавиши темброблока, и добился того, что звук стал почти фортепианным. Затем я провел по струнам и огляделся. Цыгане замерли в ожидании. Блики костра играли на лицах… Когда-то в студенческом театре мы ставили оперетту «Мистер Икс». Ария из нее будет сейчас, пожалуй, как нельзя кстати. И я запел:

Цыгане пооткрывали рты.

Тут какой-то кусок у меня вылетел из головы… Собственно, вот строчка из-за которой я вспомнил это произведение. Она актуальна:

А следующая уже не актуальна:

Ляля подозрительно уставилась на меня. Она ведь знает мой русский язык… Слова окончательно перепутались. «На автомате» я ещё пропел:

И все. Следующая строчка стерлась напрочь. Как отрезало. Потому, невольно выдержав эффектную паузу, пришлось импровизировать:

Я остановился и замолчал. Бедный Кальман.

– Ты – великий менестрель, Рома! – воскликнул Гойка восхищенно. – Твоя песня странна и прекрасна!

– И что же она означает? – поинтересовался Хомук скептически.

Ляля, укоризненно покачав головой, опередила меня:

– «Я одинокий. Я выступаю с номерами в балагане, богатые люди не уважают меня. Они – глупые и плохие».

– Справедливая песня, – кивнул Хомук.

И цыгане захлопали. Ведь на ярмарках все они ходили по канатам, жонглировали, показывали фокусы и дрессированных животных. И нельзя сказать, что они были так уж счастливы своим положением.