– Семецкий я, – отозвался он, – наполняя рюмки.

– Береги себя, Семецкий, – сказал я, поднимая рюмаху. – Хороший ты, видно, человек. И товарищ твой, вроде, тоже ничего, – решил я не обижать и второго.

Но, похоже, их фамильярность со мной Дядюшке Сэму показалась недопустимой.

– За государя Всея Руси Романа Михайловича Безуглова-Романова, – с нажимом произнес он, – хоть и не венчанного пока на царствование, но законного по крови!

И именно то, что я полностью уверовал в свое царское происхождение, вызывало во мне протест по отношению к этой театральности.

– А меня того… Как Михалкова – на кол не посадят? – поинтересовался я дурашливо. Но Дядюшка Сэм моего ёрнического тона услышать не пожелал.

– Вся Россия возликует, когда на трон взойдет Романов, – торжественно возвестил он. – Истинно вам говорю.

– А какая она сейчас, Россия? – спросил я. – Большая?

– Восемнадцать планетных систем из тридцати одной освоенной человеком, – не без гордости сообщил Дядюшка Сэм, – империя включает в себя девять автономных территориальных субъектов.

– А Земля – наша?

– Земли нет, – покачал он головой. – Земля уничтожена в двадцать третьем столетии – двести лет назад. Наш звездолет вращается сейчас как раз по ее былой орбите.

– Эх, – выдавил я из себя, чувствуя, как сердце сжимается жалостью. Вдруг перед глазами почему-то возникло лицо Ольги… Хотя, что тут непонятного? Она – последний человек, с которым я разговаривал в своем времени на несуществующей ныне планете… А ведь для меня с того момента прошло каких-то несколько часов!

Может, вытащить и ее сюда – на царствование? Престол Всея Руси из восемнадцати обжитых планетных систем – это не прожженное сигаретой кресло «Форда-Сиерры» восемьдесят второго года выпуска… Но… Рано об этом. Да и вряд ли это выполнимо.

И, не зная, что еще сказать, я просто опрокинул рюмку.

Столичная планета Москва, куда мы сейчас должны были направиться, находилась в центральной части галактики, но для того, чтобы добраться до нее, необходимо было, оказывается, сперва подзарядиться энергией на заправочной станции в районе Бетельгейзе. Только тогда мы сможем сделать нуль-пространственный скачок и в один миг оказаться возле Москвы. А до Бетельгейзе будем тащиться целых несколько дней в экономичном режиме «поглощения пространства», как назвал его Дядюшка Сэм.

А энергии у нас маловато потому, оказывается, что ее здорово жрет машина времени. Особенно в тот момент, когда заставляет время остановиться. Потому-то там, на Земле, когда я в момент аварии замешкался, Синицын и Семецкий и бежали за мной, как угорелые. Каждая секунда их пребывания там влетала их фракции не то, что в копеечку, а в добрый миллиардик.

Еще я узнал, почему всё там слегка вибрировало. Им ведь нужно было не просто попасть в прошлое, а выкрасть меня в миг катастрофы, то есть, именно остановить время. Однако по выкладкам изобретателя установки выходило, что, если в паузе не гонять время вперед и назад на коротком отрезке, а по-настоящему остановить его, то все связи между частицами реальности разрушаться, ведь движение – основа материи… И всё тогда. Хана нашему миру.

– А давно уже люди путешествуют во времени? – поинтересовался я.

– Это был первый и последний раз, – сообщил Дядюшка Сэм как ни в чем ни бывало, я же от этого заявления просто обалдел. – Как только вы сюда прибыли, установка отправлена в зону безвременья, а изобретатель… – он, замешкавшись, отвел взгляд. – Из его памяти будет удалено все лишнее.

Однако я догадался, что с изобретателем будет худо.