Кеша, умышленно не торопясь, умылся, привёл себя в порядок – странное дело, но впервые ему не хотелось идти в лабораторию. Наверное, и не пошёл бы, но неожиданно увидел на полу, под дверью, конверт с университетским логотипом.
«Дорогой Три-И, ваше вчерашнее отсутствие нас обеспокоило. Получив письмо, будьте любезны, явитесь на кафедру немедленно».
«Шестое января», и – размашистая подпись Богдана Бонифатьевича, которую ни с чьей не спутаешь.
Кеша несколько раз перечитал письмо – руководитель писал в явном раздражении. Но не на Кешу, нет, потому что именем Три-И он называл его только в хорошем расположении духа. Выходит, что руководитель был раздражён на кого-то другого? Кого?! И тут только Кеша обратил внимание, что письмо датировано не пятым, а шестым января. Этим, казалось бы, незначительным фактом он опять был настолько выбит из колеи, что едва не воскликнул – никогда, не буду, не хочу! Но не воскликнул, а только с силой опёрся о спинку кресла.
На первый взгляд его взволнованность была немотивированной. В самом деле, что за беда?! В конце концов, Богдан Бонифатьевич мог ошибиться – простая описка, мало ли? Нет-нет, Кеша откуда-то точно знал, что причина раздражения и факт самого письма кроются именно в этой, кажущейся незначительной ошибке.
Впрочем, Кеша не долго рассиживался. Надев новое демисезонное пальто, которое, встретившись с Фивой, считал счастливым и которое, по его представлению, должно было произвести впечатление на обитателей лаборатории (впрочем, как и любые покупки каждого из них, меняющие внешность), он, тем не менее, облачился в него практически машинально. И не мешкая почти бегом отправился на кафедру. (Тут, конечно, сыграло и то, что предпраздничный день близился к концу.)
Уже на лестнице, увидев, что дверь на кафедру распахнута и какие-то незнакомые молодые люди спортивного вида выносят оттуда коробки с компакт-дисками и папками с документацией, Кеша замедлился. Сделав вид, что он здесь случайно, что-то ищет, заглянул внутрь помещения. Ему одного мгновения было достаточно, чтобы увидеть: и другая дверь, непосредственно в кабинет Богдана Бонифатьевича, тоже распахнута.
– Так нельзя, нельзя, надо было их предупредить загодя, – услышал взволнованный голос руководителя. – Сразу производить выемку документов – это же недоверие!
Ему захотелось пройти к нему, ведь в том не было ничего предосудительного, тем более с письмом, требовавшим явиться. Однако что-то удержало Кешу. Нет, не что-то, а предчувствие, что заходить к руководителю именно сейчас никак нельзя.
Молодые люди, орудовавшие на кафедре, подняли головы.
– Вы к кому?
– Я ищу туалетную комнату, – нашёлся Кеша.
– Это в другом конце коридора или этажом ниже, – подсказали ему.
– Пожалуй, спущусь ниже, – сказал он, потому что таким способом хотел узнать: выемку каких именно документов проводили молодые люди из СОИС, службы охраны интеллектуальной собственности, которую иногда, между собою, аспиранты называли СОИ – службой охраны информации.
В том, что они оттуда, он сразу понял по их спортивной подтянутости. Подобные молодчики бывали в лаборатории, монтировали к компьютерам приставки, регистрирующие утечку информации.
Проходя в лифт, он увидел коробку, которую когда-то сам подписал. «Генетика. Поведение приматов. Контрольная группа».
Что-то произошло, подумал Кеша, и на какую-то долю секунды догадка перехватила дыхание. Нет, не может быть, чтобы на его сон отреагировали приборы. Но во сне мнимость реальна. То есть всплеск эмоций на происходящее во сне зачастую даже превышает подобный всплеск в действительной жизни. Сейчас он спустится в лабораторию и всё узнает.