Если выражаться корректно, то родители не одобрят любой другой выбор своего чада, какая бы распрекрасная ни была гипотетическая «Юленька», сколькими бы достоинствами ни обладала.

Самого же Костаса устраивала позиция родственников, снимающая с него бремя ответственности. Он не против, даже за, но с традициями, диаспорой, отцом, главное – матерью, не поспоришь.

В глубине души было стыдно, однако удобно, потому ничего менять Костас не собирался. Рано или поздно Юленька поймёт, что плетью обуха не перешибёшь. Жизнь по законам диаспоры – не шутки.

Подобные знания должны вкладываться в головы «Юленькам» ещё в нежном, детсадовском возрасте. Сколько бы разочарований они избежали, сколько бы сломанных судеб не случилось, понимай «Юленьки», что подобные союзы обречены на провал… только дело это не конкретного грека, волей судьбы появившегося на свет средь Кубанских просторов, а родителей девочек.

Костас посмотрел вслед Юле, хлопнувшей дверью подъезда, задрав нос. Решил, что в воскресенье обязательно отведёт кроху в хороший ресторан и в ювелирный, дабы загладить вину. Ему не сложно, девочке приятно, в итоге все довольны. А пока пусть подуется, слаще будет примирение.

Трасса вела через бескрайние поля, крохотные посёлки, станицы, раскинувшиеся широкими улицами. Яркая зелень, в это время года невероятно сочная, проносилась за окнами внедорожника, деревья радовали свежими листьями, по вспаханной земле прыгали очумевшие от тепла птахи.

Весна.

Из динамиков неслась ритмичная, набившая оскомину песня, вынуждая подпевать:

Звучало почти, как пророчество.

Отворот с трассы, короткая дорога мимо теплиц, заброшенных амбаров, остатков промзоны, крытого рынка, нескольких магазинчиков и, наконец, Костас окунулся в головокружительный, чарующий аромат цветущих садов, будто в сказку наяву провалился.

Сшибающее с ног ощущение, мощное, одуряющее, где-то фантастическое.

Только что нёсся по трассе среди полей, лишь изредка пестреющими лесопосадками, обгоняя крадущиеся тонары и резвые мелкогрузы, и мгновенно очутился в сказке, утопающей в густых деревьях и кустарниках, усыпанными цветами.

Цвело, благоухало всё, кажется, трухлявые, столетние пни, и те расцветали в это время года, радуясь новому циклу природы.

Проскочил город по диагонали – на всё ушло минут двадцать-тридцать, – свернул в родной переулок со сладким названием Грушевый. Несколько двух-трехэтажных домов, скрытых сенью деревьев, и два больших дома в торце, венчая переулок тупиком.

Калитка к калитке, одинаковые высокие кирпичные заборы, свисающие с них ветви, густо украшенные бело-розовыми цветами, камеры на роллерных воротах.

Неизменная из года в год картина. Лишь зелёные листья менялись на жёлтые, опадали и снова возрождались.

У одного из домов примостился высокий, компактный кроссовер малинового цвета. Ну как малинового… цвета розовой фуксии – это Костас точно знал от хозяйки автомобиля.

Знал все особенности подвески, работы двигателя, коробки передач, к слову, механической… Не знал лишь, где она умудрилась найти авто настолько вырвиглазного цвета.

«Фуксия – смесь розового и пурпурного цветов, малиновый – сочетание интенсивного розового и красного», – в голове прозвучал женский голос.

Сам не замечая, улыбнулся ему.

Припарковался рядом, так, чтобы чудо цвета розовой фуксии могло свободно отъехать, вышел, поспешил за калитку.

Цветная тротуарная плитка с гранитным напылением покрывала большую часть придомовой территории. Ухоженные газоны, самшиты, какие-то ёлки-сосёнки, детский городок с качелями, горками, подвесными лесенками, рукоходами, песочницей и домиками. Музыка, орущая на весь двор: