Дженкинс с капралом Бронски явились, когда я принялся за второе. Они на минуту задержались у отдельного столика, за которым завтракал Зим, затем Дженкинс свалился на свободный стул возле меня. Выглядел он здорово потрепанным – бледный, измученный, еле дышит. Я обратился к нему:
– Слышь, давай хоть кофе тебе налью!
Он покачал головой.
– Ты б лучше пожевал немного, – настаивал я. – Хотя бы омлета – он легко проскакивает.
– Не, не могу. Ох, скотина распротакая-то так-то и этак!
Он принялся вполголоса монотонно честить на все корки Зима.
– И я ведь только попросил позволения пропустить завтрак, чтобы немного отлежаться! Бронски мне не позволил – сказал, нужно явиться к ротному командиру. Ну, я явился и сказал ему, что болен. Я сказал ему! Он только лоб мой пощупал, да еще пульс, и сказал, что сигнал к медосмотру в девять часов. И даже не разрешил вернуться в палатку! У, крыса! Подловлю его как-нибудь темной ночью!..
Я все равно поделился с ним омлетом и отлил ему кофе. Теперь он начал есть. Сержант Зим закончил завтрак раньше всех и по дороге к выходу остановился у нашего стола.
– Дженкинс.
– А… Я, сэр.
– В девять часов явиться в санчасть и показаться доктору.
Дженкинс катанул желваками на скулах, но ответил тихо:
– Мне не нужны никакие таблетки, сэр. Можно, я сам как-нибудь?
– В девять часов. Это приказ.
Зим ушел. Дженкинс опять принялся нудно ругать его. Наконец он умолк, подцепил на вилку немного омлета и сказал более внятно:
– Представить себе не могу – что за мать родила его на свет? Только поглядеть бы на нее. Да была ли вообще у него мать?
Вопрос был чисто риторический, однако ответ на него все же последовал. По другую сторону нашего стола располагался капрал-инструктор. Он уже слопал свой завтрак и курил, в то же время ковыряя в зубах. Оказывается, он все отлично слышал.
– Дженкинс!
– А… Сэр?
– Ты что – не знаешь, что такое сержант?!
– Ну… я еще только учусь…
– У них не бывает матерей. Спроси – тебе всякий рядовой-обученный скажет.
Он пустил струю дыма прямо в нас.
– Сержанты размножаются делением. Как и все прочие бактерии.
Глава 4
И сказал Господь Гедеону: народа с тобой слишком много, не могу я предать Мадианитян в руки их, чтоб не возгордился Израиль предо Мною и не сказал: «моя рука спасла меня». Итак, провозгласи вслух народу и скажи: кто боязлив и робок, пусть возвратится… И возвратилось народу двадцать две тысячи, а десять тысяч осталось. И сказал Господь Гедеону: все еще много народа, веди их к воде, там я выберу их тебе… Он привел народ к воде, и сказал Господь Гедеону: кто будет лакать воду языком своим, как лакает пес, того ставь особо, также и тех всех, которые будут наклоняться на колени свои и пить. И было число лакавших ртом с руки триста человек… И сказал Господь Гедеону: тремя стами лакавших я спасу вас… а весь народ пусть идет, каждый на свое место…
Книга Судей Израилевых, 7,2–7
Через две недели нам приказали сдать койки на склад. Точнее, нам предоставили двойное удовольствие – тащить их на склад нужно было четыре мили. Но это было уже не важно: земля будто стала гораздо теплее и мягче – особенно если приходилось вскакивать с нее среди ночи по сирене и в очередной раз играть в войну. Это случалось в среднем три раза в неделю. Но я уже готов был провалиться в сон сразу, как только отпустят, а чуть позже научился спать где угодно – сидя, стоя, маршируя в строю… Чего там, я мог заснуть даже на вечерней поверке, наслаждаясь музыкой сквозь сон и сохраняя на лице видимость полного внимания, а по команде «разойдись» – немедленно просыпался.