Едва тренькнул таймер, отсекая еще один час.

Претемный нахмурился.

– И тебя уже ждут, – улыбнулась она.

– Два часа уже.

– Надо идти.

Он поднялся.

– Ты прекрасен, – в спину ему сказала женщина.

– А сначала ты говорила, что только мои глаза тебе нравятся.

– Ну… я же не видела всего остального! – рассмеялась она. – Хотя глаза… Они просто завораживают. Но в темных эльфах, как я понимаю, все должно быть прекрасно: и глаза, и не… глаза. И помыслы.

– Это точно! – прокричал он ей уже из ванной сквозь шум включенной воды в душевой кабине.

Лур Ра’хард собрался по-военному быстро и сразу пошел к двери. Напоследок обернулся, посмотрел в синие любимые глаза и проговорил:

– Если я приближусь к тебе, если поцелую – я вообще сегодня никуда не пойду. Как мне и хочется.

– Иди! – рассмеялась Наташа.

Он вышел, но через мгновение заглянул опять:

– Ты поспишь? Или приказать, чтобы тебе подали завтрак?

– Завтрак.

Ра’хард кивнул – и ушел.

А Наташа задумалась. Вообще, утро имеет такое неприятное свойство: все, что ночью казалось естественным и правильным, сейчас стало… не совсем естественным и не очень правильным.

Нет, Наташа далека была от мысли терзаться сомнениями или жалеть о том, что произошло. Во-первых, ей для этого было слишком хорошо. А во-вторых – это же попросту глупо.

Но… у нее было стойкое ощущение того, что она чего-то не понимает. Или не знает. И это мучило ее, зудело изнутри, словно обожженная кожа снаружи.

В дверь постучали. Но входить, что характерно, не стали.

Наташа улыбнулась. Она, кстати, сразу заметила бешеные взгляды, которые Торн кидал на беднягу-лекаря.

– Да, – ответила она.

– Прикажете накрыть в покоях? Или… в спальне?

– Давайте в покоях.

Наташе стало интересно: что за покои такие?

Она привела себя в порядок, насколько это было возможно при наличии двух пижам юнги. Их, конечно, меняли каждый день. Стирали, должно быть. Сегодня была очередь бежевенькой. Использовала специальную пену темных эльфов для чистки зубов. «Безжалостные создания эти темные!» – так искренне считала землянка, когда у нее во рту начинала пениться и щекотать травяная субстанция. У нее от этого создавалось ощущение, что еще мгновение, и пена полезет из носа и даже из ушей.

После душа она почувствовала себя бодрой и готовой к подвигам. Расчесалась. Гребень, деревянный, с длинными редкими зубцами, Торн выдал ей из своих запасов.

Длинные волосы мешали. Непривычно. Тяжело. И кажешься себе очень-очень беззащитной. Ведь длинные волосы – хороший способ зафиксировать голову.

Запретив себе думать о плохом, Наташа вышла из спальни и попала в большое помещение, которое про себя окрестила холлом.

– Прошу вас, – поклонился ей юнга и подал… тапочки.

Мягкие, из кожи, отделанные красиво выложенными шнуром завитушками. И, похоже, ее размера.

– Откуда такое чудо?

– Ребята постарались, – смутился юнга. – У нас много умельцев на борту. Вот и подумали – негоже луре босиком. Да и простыть можно.

– Спасибо за заботу. И передайте благодарность умельцам.

Молодой темный засиял, поклонился. Потом вспомнил, что ему следует проводить женщину к столу, и вновь смутился.

– Прошу, – поклонился он в сторону двери, за которой Наташа никогда не была.

Она кивнула и вошла в покои, стараясь не пропустить ни одной детали.

Стены были отделаны массивными серыми плитами, в фиолетовых прожилках которых мерцала алмазная крошка. Большой камин из того же камня. Живой огонь. Библиотека в два этажа. На второй этаж вела каменная ажурная лестница. Удивительная, тонкая работа.

Красиво. Мрачновато, конечно. Но очень подходит владыке претемному луру Ра’харду.