— После того, как убила отца, она оказалась в психлечебнице. Исключительно замечательное тихое местечко в Подмосковье. На его оплату уходит большая половина моего гонорара. Поэтому я буду очень признательна, если ваше вмешательство «на неделе» позволит мне иметь чуть больше свободных средств.
На этот раз, верно почувствовав мое настроение, Вит не стал настаивать на продолжении и замолчал до самого конца поездки. Мы ехали в одной машине не меньше часа, что вовсе не мало, но после я могла сказать наверняка только одно: человек, неожиданно взявший на себя роль моего благодетеля, никакой не друг, а опасный противник.

Знакомый, к которому привез меня Вит, явно относился к представителям бомонда. Об этом кричал как район, так и разрисованная под леопарда дверь. А уж когда на пороге появился владелец, мои губы сами собой растянулись в улыбке. Перед нами предстал мужчина чуть за сорок в расшитом парчовом халате, при этом укладка и растительность на лице подозрительно напоминали Элвиса Пресли.

— Вит, счастлив видеть! — воскликнул он с искренней радостью, но мгновенно переключился на меня. — А это, как я понимаю, прекрасная балерина.

Он подцепил пальцем отливающие радугой очки, стянул их на кончик носа и бесцеремонно оглядел меня с головы до ног.

— Господи, девочка, с тобой натуралом стать недолго!

Оценка была настолько неожиданной, что я рассмеялась, удивив всех, включая себя. Правда быстро взяла себя в руки и замолкла.

— Я Эдуард. Лучше просто Эд, — представился фотограф и манерно поклонился.

— Наташа.

— Бесконечно рад встрече! Добро пожаловать в мою берлогу, умоляю ничего не стесняться и чувствовать себя как дома.

Предупреждение оказалось не лишним, ибо святилище Эда привычным не назовешь. Из некогда обычной квартиры были убраны все стены, кроме несущих, а повсеместные кричащие расцветки заставляли глаза слезиться. Ярко-зеленые, розовые и желтые светильники с прямоугольными плафонами соседствовали с вычурными позолоченными статуэтками, дипломами об окончании курсов фотографов и еще почему-то хрустальным графином с бесцветной жидкостью. В углу располагался штатив, и на каждой горизонтальной поверхности по объективу — включая пол. На занавеске висела новогодняя гирлянда (в конце лета!). На стене точно напротив входа — какая-то неопределяемая бронзовая скульптура, состоявшая из пересечения кривых линий. Прямо под ней, на белом ковре с длинным ворсом располагался огромный, уютный диван с накинутым поверх покрывалом под зебру, подле — журнальный столик с кальяном, напротив — кроваво-красная софа с выбитым узором «русский огурец». Не жилище, а сборище хаоса, но смотрелось, как ни странно, мило и абсолютно однозначно подходило хозяину.

Вит, для которого специфическое убранство берлоги Эдуарда было не в новинку, не стал медлить: развалился на той самой алой софе и занялся заправкой кальяна, оставляя нам с гостеприимным хозяином право наслаждаться обществом друг друга. После разговора в машине мне было ужасно не по себе. Думала, что признание о том, что я пережила по вине родителей, дастся проще. Но, пораскинув мозгами, неожиданно поняла, что господин любопытный спонсор попросту спровоцировал меня на откровенность, и стало ужасно обидно за свою наивность. Если вдуматься, то он очень грамотно уязвил меня, заставив занять оборонительную позицию. И как только я раньше этого не заметила?

Встретившись взглядом с Витом, я резко отвернулась и слепо уставилась на висевшую на стене картину. Секунд через десять до меня дошло, что изображен на ней вовсе не цветок, и к щекам прилила кровь. На каждом шагу мины и ловушки!