— Я не забыл, — тем не менее огорошил меня он.

Внутри меня что-то натянулось и оборвалось от его слов. «Я не забыл» звучало в тысячу раз лучше, чем «я помню», потому что мне мерещилось в нем удивительно близкое значение: «я пытался тебя забыть и не смог». Или я это все придумала, просто потому что хотела верить? Вдруг это я не забыла, а он всего лишь помнил, но неправильно выразился? В книгах по психологии пишут, что это девочки ищут в словах двойное дно, потроша их и так и эдак, а у мальчиков все намного проще.

— Вы пришли на репетицию? — решила я уточнить. — Или просто к Адаму?

— Ваш балетмейстер клялся и божился, что я не пожалею, если взгляну на вас еще разок. Поэтому… удивите меня.

Внезапно я осознала, что эта фраза не может быть случайной. Не знай он о подслушанном разговоре, вряд ли так сказал бы, ведь это даже несколько оскорбительно. То, на что идут ради карьеры танцовщицы балета день за днем, — само по себе удивительно. Большего обычно хотят люди, имеющие отношение к нашему миру, либо власть над ним. Например, спонсор. Он — да, он имеет право требовать ожившую сказку.

— Вы знаете, что я слышала ваш разговор? — спросила я прямо.

— Удивите меня, — повторил Вит и продолжил спуск. Это означало «да».

Я невольно проследила взглядом за его плечом, гадая, осмелится ли задеть мое, но нет. Гость обогнул меня в сантиметре и легко миновал остальные ступени. Я же опомнилась и поспешила на разминку. То, что я пришла в театр последней, уже не делало мне чести.

Адам и Вит появились вместе в тот момент, когда я проходила соло под счет. Не желая портить общее впечатление от номера, я остановилась, подошла к окну и открыла его, впустив в душный зал легкий ветерок и привычный гул Москвы. Мужчины доставали складные стулья, переговариваясь, я пыталась собраться. Мне не нравилось столь близкое присутствие Вита. Зал, прежде легко вмещавший в себя пятьдесят танцоров, неожиданно стал совсем крошечным: куда ни пытайся смотреть — наткнешься взглядом на гостя.

— Что ж, дорогой Вит, мы рады приветствовать тебя в наших стенах вновь, — залился соловьем Адам, дождавшись моего кивка о готовности. — И позволь представить тебе соло из будущей постановки в исполнении новой солистки. — Он театрально поклонился и вальяжно подошел ко мне. Вит смотрел на нас совершенно невозмутимо. — И пара штрихов для верности образа. — Адам встал ко мне лицом и вытащил из волос все шпильки, рассыпая по плечам тяжелые пряди. — Что ж, Павленюк, — тихонько сказал он, пользуясь положением и не переставая теребить мою прическу. — Задача простая: ты должна сделать так, чтобы этот напыщенный индюк вышел из зала с каменным стояком и острым желанием пожертвовать труппе свою последнюю рубашку. Если нет, то пойдешь по всем просмотрам Москвы без моей рекомендации. Танцуй так, будто от этого зависит твоя жизнь. Мы друг друга поняли?

Ногти впились в ладони, оставляя глубокие полумесяцы, но я не произнесла ни слова. Занимая начальную позицию, думала лишь о том, что мы с Адамом друг друга, должно быть, однажды покалечим. Вызвать ревизора на неделю раньше назначенного срока, не предупредить, а после одного удачного прогона номера угрожать вышвырнуть из труппы в случае неудачи? Не слишком ли?

Проводив обладателя козлиной бородки многообещающим взглядом, я отошла за воображаемые кулисы и несколько раз глубоко вдохнула, настраиваясь. Не оплошай, Павленюк, сегодня твои второстепенные роли закончатся!

После «приятного» затакта, обеспеченного балетмейстером, изобразить мягкость влюбленной, но обманутой девушки оказалось непросто. Приходилось прилагать массу усилий в борьбе со своим телом. Мечтательное прикосновение к воображаемой руке любимого? Как вы себе это представляете, если на подушечке ладони горят болезненные полумесяцы от попыток затолкать внутрь гнев? Даже если мне удалось совладать с лицом, то движения оставались резковаты, и я это чувствовала. Попыталась вызвать в памяти лицо отца, надеясь, что память о единственном любимом человеке поможет, но вместо этого почувствовала знакомое желание уползти в свою раковину подальше от мира.