* * * * *

И ночь опустилась на раскалённую за день пустыню неожиданно быстро, почти мгновенно, словно огромная, хищная тень гигантской птицы, накрывающая беззащитную добычу. Впрочем, так здесь случалось всегда. К этому времени небо плотно затянуло тяжёлыми, грозовыми тучами, и теперь оно давило с гнетущей тяжестью. Даже порывистый, сухой ветер, который был обычным явлением в этих пустынных местах, куда-то исчез, успокоился, словно затаившись перед чем-то страшным. В воздухе повисла тяжёлая, почти осязаемая духота, как предчувствие близкой, неминуемой смерти. Мы двигались длинными, растянувшимися колоннами, стараясь не производить лишнего шума, наши короткие тени причудливо кривлялись и искажались в неровном, мертвенном свете Ока Вечности. Оно лишь изредка, на короткие мгновения, показывалось в редких разрывах тяжёлых, свинцовых туч. Впереди, почти бесшумно скользили опытные следопыты, включённые в диверсионную группу «Шум». За ними, тяжело дыша тянулась основная масса ополченцев группы «Молот», непосредственное руководство которой я, естественно, взял на себя. Рядом с Породистым, тяжело ступая по каменистой почве, топтал Чор и решительно настроенная Мико. С флангов нас надёжно прикрывали меткие стрелки из группы «Клещи». Банда Драка, усиленная паромобилем Ами, которым на этот раз управлял Минтен, а сама Ам’Нир’Юн, с непроницаемым лицом, села за спаренные пулемёты, уже давно ушла вперёд, чтобы скрытно устроить засаду на заранее выбранной позиции у брода через Широкий Ручей.

Чем ближе мы подходили к месту предстоящего сражения, тем сильнее и ощутимее нарастало внутреннее напряжение, словно туго, до предела, натянутая струна, готовая вот-вот сорваться. Я физически чувствовал, как учащённо бьётся сердце, как липкий, холодный пот неприятно стекает по спине под кирасой. Это было давно знакомое, почти привычное мне чувство – гремучая смесь первобытного страха, дикого, почти животного азарта и холодной, расчётливой, как выверенный удар клинком, ярости. Чувство, которое всегда, без исключения, охватывало меня перед каждым боем.

Наконец, после нескольких часов изнурительного, молчаливого марша, мы достигли намеченной точки сбора. Впереди, в глубоком, тёмном распадке, тускло мерцали многочисленные костры вражеского лагеря. И этих зловещих огней в предрассветной темноте оказалось пугающе много. Гораздо больше, чем я ожидал. Оттуда, из лагеря, доносились какие-то неясные, приглушённые звуки. Похоже, песчаники, уверенные в своей безопасности, мирно спали, даже не подозревая о нашем скором и не то чтобы дружелюбном приближении.

Я привычным движением достал из левой набедренной кобуры свой верный, крупнокалиберный «Головорез». Наша основная ударная группа двигалась значительно медленнее остальных, более мобильных отрядов. Но я намеренно выждал ещё немного, примерно полчаса, давая нашим людям немного прийти в себя после долгого, выматывающего марш-броска по душной и раскалённой ночной пустоши. Окончательно решив, что тянуть дальше не имеет никакого смысла. Дальше каждая минута промедления играла бы против нас. А значит – пришло время побеждать.

Подняв свой тяжёлый револьвер над головой, я потянул спусковой крючок. Оглушительный, сухой выстрел разорвал предрассветную тишину, эхом отразившись от скал. Начинаем…

Через несколько мучительно долгих минут со стороны, где, по моим расчётам, должны были находиться наши диверсанты из группы «Шум», донёсся дикий, почти нечеловеческий, леденящий душу вой. Потом ещё один, и ещё. Затрещали частые винтовочные выстрелы, сначала редкие, одиночные, потом всё чаще и чаще, сливаясь в сплошной, оглушительный грохот. В тёмное небо внезапно взвились высокие, пляшущие языки пламени – это, очевидно, загорелась сухая трава и колючие кусты, которые наши предусмотрительные следопыты, видимо, успели заранее облить чем-то горючим и поджечь.