– Сколько ещё ты будешь делать вид, что тебе на всех нас плевать? Мы тут за тебя жилы рвём, а ты… ты как ледяной истукан. Хоть слово скажи, что тебе не всё равно!

Я смотрел на неё сверху вниз. Сближение – это ловушка, хуже любой засады песчаников. Я слишком много раз видел, как люди, которым ты доверяешь, либо умирают, либо втыкают нож в спину. Но её взгляд, полный обиды и какой-то детской надежды, пробивал даже мою броню. Чёртова девчонка.

– Если б мне было плевать, я бы уже свалил в закат, – сказал я, понизив голос до хриплого шёпота. – А раз я тут, значит, держу слово. Только не жди от меня песен у костра и слёз над каждым трупом. У меня внутри пусто, Мико. И это не исправить. Так что бери, что есть, и не устраивай сцен.

Она замолчала, кусая губу, но не отвела взгляда. А потом, словно назло, прижалась всем телом, так что я почти почувствовал тепло её дыхания.

– Пусто, говоришь? – хмыкнула она. – А я думаю, ты просто боишься, что если раскроешься, то кто-то увидит, что ты не такой уж и железный. Ну не переживай, твой секрет со мной. Только не удивляйся потом, если я всё-таки проломлю эту твою стену.

– Девочка, ты как тауро в посудной лавке, – я покачал головой, отступая на шаг. – Ломай, если хочешь. Только не жалуйся, когда поранишься об осколки.

Её смех, резкий и короткий, эхом отразился от стен штольни, а я, не дожидаясь продолжения, повернулся и пошёл прочь. Пусть думает, что хочет. Я знал одно, что держать дистанцию – это единственный способ чтобы пока не было мучительно больно.

У выхода из штольни меня перехватил Чор Комач. Этот синекожий коротышка, ростом едва мне до груди, стоял, лениво опираясь на свою винтовку, и ухмылялся, как будто только что провернул очередную аферу с ведьминым корнем. Его глазки блестели хитростью, а кривоватая улыбка намекала, что он опять что-то замышляет. Несмотря на весь его жуликоватый вид, я знал, что из него стрелок – один на тысячу, да и готовил он так, что даже в этой дыре еда казалась деликатесом.

– Ну что, хозяин, опять спасаешь мир, пока я тут от безделья помираю? – начал он, скалясь, словно пустынный гиен. – Я тут такой суп с кореньями замутил, а тебя всё нет. Не ценят меня. Где благодарность, а?

– Благодарность, Чор, будет, когда ты перестанешь воровать всё, что плохо лежит, – огрызнулся я, но без особой злобы.

Он хохотнул, ничуть не смутившись, и потёр щеку, словно размышляя, какую байку мне скормить.

– Ты ж меня знаешь, Кир, я – зоргх честный. Ну, по-своему…

– Лучше скажи, как там на стенах? Твои глаза получше моих видят. Что интересного?

Чор посерьёзнел, хотя уголки рта всё ещё подрагивали от сдерживаемого смеха.

– А что интересного? Песок, пыль, да миражи. Только эти миражи, знаешь, уж больно на живых тварей смахивают. Далеко, пока не разобрать, но чую я, не к добру это. Пустыня, она шепчет, Кир. И не ласковые слова.

Я кивнул, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Чор, хоть и жулик, в таких делах не ошибался. Если он что-то чует, значит, скоро жди беды. Пустыня действительно шептала, и её шёпот был пропитан кровью и смертью. Я взглянул на кольцо на пальце. Может, и мне пора послушать этот шёпот, прежде чем он станет рёвом, который нас всех поглотит?

– Ладно, – бросил я, хлопнув его по плечу. – Может, твой суп последнее, что я попробую перед тем, как Единство решит, что я слишком долго его копчу.

Чор заржал, но я уже шёл дальше, к кантине, где меня, судя по крикам, ждал очередной спор. Хеог Сворг, хозяин этого дырявого заведения, стоял у входа, красный, как закатное солнце, и орал на Минтена, похоже, опять что-то напортачившего. Сворг, высокий, с пузом, перетянутым засаленным фартуком, выглядел как человек, который устал от всего на свете, но готов драться за свою кантину до последнего вздоха. Минтен же, с сальной ухмылкой и сломанным носом, торчащим вбок, казался воплощением неудачника, который всё равно лезет в герои, хотя стреляет так, что лучше бы вообще не брал оружие в руки.