Он вскочил и бросился в коридор.

– Феликс Борисович! – я вскочил следом за ним. – Половина первого ночи!

– Ох, да! – он положил трубку обратно на аппарат. – Давай-ка ты укладывайся спать, а я еще раз перечитаю. Уснуть не смогу все равно. А утром позвоню.

Антонина Иосифовна аккуратно сложила бумаги в стопочку и положила на край стола. Мы все напряженно ждали ее вердикта. По ее лицу было сложно определить, нравится ей то, что она читает, или считает это ерундой, чушью и «все фигня, переписывай!» Она молча мечтательно улыбалась и смотрела в пустоту своим прозрачным фейским взглядом. Мы терпеливо ждали.

– А мы с вами молодцы, товарищи, – сказала она и поправила очки. – Замечательные материалы, номер можно отдавать в партком на рецензию. Иван, очень хорошее решение про советы и дружеское плечо, мне понравилось. Даша, интервью на мой вкус суховато, но блиц-вопросы в конце его очень оживили. Эдик… блестяще, как всегда. Пойдет на передовицу. Семен, а фотографии с матча по хоккею есть?

– Михаил обещал занести сегодня после обеда! – с готовностью отозвался наш спортивный корреспондент. – Мы с ним вмесе были на матче.

– Очень хорошо, – Антонина Иосифовна кивнула. – Замечаний больше у меня нет, Иван, ты сегодня хотел уйти пораньше?

– Да, – я кивнул. – Надо проведать одну знакомую. Завези ей фруктов или чего-то такого. Она недавно из больницы выписалась.

– Можешь идти, – редакторша медленно кивнула. Даша, прищурившись, посмотрела на меня. С подозрением. Ну да, конечно. Уже ревнует?

По дороге к бабушке я заскочил в кулинарию и купил четыре корзиночки с желтыми цыплятами к чаю. Понимаю, что она гораздо больше обрадовалась бы бутылочке горячительного, но нет. Плохая идея. Рабочий день еще не закончился, поэтому никакой очереди не было.

Заскочил на подножку уже тронувшегося трамвая и уселся на свободное место. Красота! Буквально через час в этом же трамвае будет не протолкнуться, а сейчас – всего-то десяток скучающих пассажиров покачивается в такт вагону. Напротив меня сидела молодая мамочка с киндером лет трех. Ребенок увлеченно отпечатывал на замерзшем стекле следы своих кулачков. Потом тыкал пальцами, чтобы получилось похоже, будто кто-то ходил по стеклу маленькими ножками. А его мама читала книгу. Я смотрел на нее в профиль и пытался представить, какой кадр из этого сделал бы Мишка. А еще у молодой мамы была такая же мохнатая шапка из чернобурки, как у Анны.

Я почувствовал укол совести. Все-таки, некрасиво получилось с этим моим вымышленным отцом-деятелем культуры. Анна меня больше этим никогда не попрекала, а я не напоминал. Но все равно было неудобно. Воспользовался ее тайной мечтой, и теперь делаю вид, будто так и надо.

Хочется как-то исправить положение. Анна ведь действительно фантастически красива.

Две разрозненных мысли сплелись в общий клубок. Озарение было настолько простым и ярким, что я начал хлопать себя по карманам в поисках мобильника. Молодая мамочка оторвалась от чтения и строго посмотрела на меня. Я виновато улыбнулся и притих. Мишка! Надо попросить Мишку устроить Анне фотосессию. С его талантом он сделает из нее настоящее божество. А потом эти фотографии можно будет отправить на какой-нибудь Мосфильм… Да черт с ним, с Мосфильмом! Я бы такое фото размером со стадион с удовольствием повесил бы у себя на стене.

Я так увлекся, представляя кадры с Анной в разных позах, что чуть было не проехал свою остановку. Перебежал дорогу перед буксующим старым мордатеньким москвичом. Перемахнул через металлическое ограждение. Чуть не уронил коробку с пирожными. Быстро свернул во двор к бабушке. Вроде бы, когда я звонил сегодня, Елизавета Андреевна сказала, что всех выгонит к чертовой матери до обеда еще. Заболивость развели, понимаешь. Знаем мы эту заботу. Она и сама отлично за собой может поухаживать, руки-ноги на месте.