– Ясно, ясно. И все же для полной ясности надо прочесть дело. – Ира старалась говорить как можно мягче.

– А… мне ваше дело! – завопил Голоруков. – Не буду я ничего читать! И пошли вы все от меня на..! – Он с треском рванул на груди застиранную клетчатую рубаху, обнажив впалую, костлявую грудь. – Я… вас… в… гробу… видел!!

– Ма-а-лчать! – От этого лязгнувшего сталью окрика звякнули оконные стекла. Катя съежилась на своем стуле, а Ира Гречко в изумлении уставилась на адвоката Журавского. – Встать! – гаркнул он. Голоруков поперхнулся бранью и невольно привстал. – Руки по швам! – снова гаркнул адвокат.

Глаза его метали молнии, шикарный блейзер распахнулся, предъявляя миру белейшую сорочку и неброский изысканный галстук. Синие глаза Иры Гречко светились восхищением.

– Ты скажи спасибо, Жорж Голоруков, что я твой адвокат, а не следователь, – процедил Журавский. – Тебе удача выпала, что девушка интеллигентная твое поганое дело ведет. Ты б у меня за такие слова тут же бы зубами подавился. В стенку бы влип!

– А ты, адвокат, ах ты… ты… – В груди Голорукова что-то клокотало и булькало.

– Ма-алчать! – снова рявкнул Журавский. – Я таких, как ты, десять лет давил, да, видно, мало. У нас в отделении ты бы сто раз сейф своей башкой протаранил.

– Ах ты, мент, адвокат, да я… Не буду я ничего читать! А от тебя я отказываюсь! И показаний больше никаких, и дело читать не буду! Из камеры вы меня больше не возьмете! – истерически визжал Голоруков.

Журавский подошел к нему и рывком сдернул за остатки разорванной рубахи с табуретки.

– И не надо, Баклан, – молвил он невозмутимо. – Мы и без твоего согласия обойдемся. – Он передал Голорукова с рук на руки заглянувшему в кабинет разводящему.

– Так его, так, Иван Игоревич, – прогудел тот одобрительно. – Да в ухо бы еще! В ухо!

– Ира, иди за понятыми. Девочек возьми из машбюро, – распорядился Журавский. – Мы сейчас документ по всей форме составим, что дело этому ворюге было мной прочитано от корки до корки через «кормушку» в двери камеры в присутствии следователя и двух понятых.

Катя наблюдала, как в течение часа Журавский добросовестно читал материалы дела открытой настежь «кормушке». Девушки-понятые сидели на стульях в коридоре ИВС, слушали, хихикали. Из камеры неслись яростные вопли Голорукова.

– Все, – сказал Журавский. – Ознакомлен. Сейчас я все зафиксирую. Понятые, распишитесь.

Из камеры донесся леденящий душу вой. В двери соседней камеры забарабанили дюжие кулаки. Дежурный открыл «кормушку».

– Слушайте, уберите вы этого отсюда! – возмущались хриплые голоса урок. – Ни сна, ни покоя нет. Везите его в Волоколамск, что ли! Или к нам переведите. Мы его тут быстро заткнем.

– Тихо, ребята, тихо. У него нервы разгулялись, – засмеялся дежурный охранник. – Ну и адвокат ему достался. Ай да адвокат, ай да молодец! И вам всем такого же желаю. – Он с грохотом захлопнул окошечко.

Все безобразия Баклана и героическое поведение Журавского были до мельчайших подробностей обсуждены вечером. Катя сидела в кресле в Ириной комнатке в старой каменской коммуналке. Они пили шампанское за встречу и делились впечатлениями.

– Рыцарь, – вздохнула Ира. – И какой мужчина!

– Женат? – деловито осведомилась Катя.

– Женат. Такие долго в холостяках не засиживаются. Он, между прочим, похож на Джеймса Бонда.

Катя хмыкнула: слышал бы это сравнение Вадечка! То-то взъерепенился бы. Действительно, у Журавского шансов выглядеть агентом 007 было – сто к одному.

Она пила ледяное, только что из холодильника, «Асти» и думала, что все это, конечно, хорошо, но как все-таки теперь быть со Светкиной смертью? Что же случилось с ней? Неужели она стала жертвой… Неужели?