– Мы не переходили на «ты», – ответила резко.

– Нам и незачем. Я прекрасно чувствую твоё тело. Если хочешь, можем уехать прямо сейчас, и тогда, так и быть, я уговорю Иру заключить контракт с твоим братом.

Его губы искривились в ухмылке, а я едва сдержалась от того, чтобы не заехать ему пониже живота.

– Если ты меня ударишь, твоему братцу не только не видать этой сделки. Я лично позабочусь, чтобы его не взяли ни в одну приличную компанию города. Неужели ты хочешь, чтобы Денис вечно работал в Макдональдсе? – Сладкий шепот вновь коснулся ушей. – Потанцуй со мной ещё немного, и тогда у моей сестренки и твоего братишки всё сложится.

Я поджала губы. Эта скотина умудрилась вывести меня из себя, довести до отвращения. Надменный, гадкий. Мне захотелось помыть руки с мылом. Со мной играли как кошка с мышкой. Не переходя границы, но на грани с допустимым. Проверяли на прочность.

Когда танец кончился, Игнат невозмутимо проводил меня до стола и уселся на своё место.

– Тебе не кажется, что мы достаточно допросили Дениса Алексеевича? – произнес он, обращаясь к сестре. – Не вижу причин для отказа от сделки.

Ирина Фирсанова неуверенно закусила губу, впервые открываясь передо мной. Но все-таки кивнула:

– Да, я думаю, нас устраивают условия с некоторыми уточнениями…

Денис чуть не подпрыгнул на стуле от счастья. Трясущейся рукой он записывал какие-то мелочи, обещал переработать договор к завтрашнему дню. А я вяло ковырялась в тарелке и закипала изнутри.

За ужин щедро заплатило семейство Фирсановых.

Домой я возвращалась опустошенная. Вспоминались касания Игната, его голос и насмешливый тон. Та властность, с которой он вел в танце.

Я, наверное, впервые решила, что Гена – неплохой вариант. Простой и спокойный, открытый, чуть наивный, но не злой. Всё познается в сравнении. И уж лучше наивный паренек под боком, чем чудовище типа Игната, которое считает, что любая девушка побежит в его постель по первому зову.

Ежегодно Денис обращался в чудовище. Практически по-настоящему, потому что при весеннем цветении его атаковали припадки аллергии. Он весь покрывался красными пятнами, не переставая чихал, говорил хриплым надорванным голосом. Вот и в этот раз он слег практически на следующий день после важной встречи. Думаю, его аллергия милостиво разрешила Денису довести дело до конца, а уже потом пасть смертью храбрых.

Я сидела возле кровати чудища, обложенного носовыми платочками, и умилялась тому, как он одновременно чихает, чешется и хлюпает носом. Денис выглядел таким смешным, стеная о своей тяжкой судьбе, что я с удовольствием подкладывала ему очередную порцию пирожных, которую он с не меньшим удовольствием уплетал, запивая антигистаминными средствами.

– Это конец, – ныл он, сморкаясь в платочек, – я – развалюха.

– Ты самая симпатичная развалюха на свете, – я потеребила его за щечку.

В эту самую секунду зазвонил телефон брата. Он с испугом посмотрел на экран, затем хрипло поздоровался с собеседником (тот, наверное, поседел от ужаса), а потом начал кивать с такой силой, будто его кто-то мог увидеть. Он хрипел:

– Да-да, обязательно заберу. Именно сегодня. И доставлю сегодня. Прекрасно понимаю. Вы улетаете? Хорошо. Где? Записываю.

Под диктовку, настрочил на бумаге адрес, а потом задумался и добавил:

– Если приеду не я, а Кира, вас устроит? К сожалению, неотложные дела, никак не могу вырваться. Ничего страшного? Вот и чудно.

Когда Денис нажал на сброс, я сладким и почти не разъярённым тоном поинтересовалась:

– Ну и куда ты меня отправил?