Всё потонуло в ярко-алом свете. Он ударил по глазам, и показалось – я ослепла. Долгие-долгие мгновения я плавала в пустоте и тишине, а потом мир начал приобретать привычные очертания.

Вокруг высились своды храма, всё так же светились изумрудные глаза богини на стене. На алтаре застыло распростёртое тело Иниры.

Я плакала беззвучно, жалея, что не могу заорать в полный голос. Только сейчас я осознала, почему кровавый камень носит такое название, и почему из него делают алтари и украшения жриц. Только от этого открытия не легче.

Верховная отложила нож в сторону, закрыла собой тело подруги и что-то делала с её грудной клеткой. Борясь с тошнотой, не в силах смотреть на всё это варварство, я закрыла глаза и на какое-то время лишилась чувств, но голоса песни вернули меня в реальность.

Они были похожи на перезвон волшебных колокольчиков – лёгкий и нежный, ласкающий душу и слух.

Рука Иниры слабо дёрнулась, а потом девушка села и недоуменно огляделась. Её слегка пошатывало, волосы растрепались и укрыли плечи неряшливым чёрным покрывалом, но…

На ней не было ни следа крови! Только алый шрам выделялся на молочно-белой коже груди. Это не укладывалось в голове, я ведь видела, точно видела, как нож вошёл в её плоть.

Лишь сейчас я заметила, что в ладони Матушка Этера держит маленький сияющий сгусток – он переливался всеми оттенками алого и трепетал, как крылья маленькой птицы. Или как… человеческое сердце! Я не могла оторвать от него взгляда, смотрела и не верила глазам.

Когда жрицы помогли Инире подняться и облачили её в золотые одежды, Верховная сказала:

– Дитя, ты отдала самое дорогое ради нашего общего дела.  

Призрачные алые щупальца потянулись к подношению, камень сыпанул искрами и поглотил то, что называлось сердцем. Но это был вовсе не орган, что гоняет кровь по телу, а частицу души – ту, что нельзя потрогать. Но, как оказалось, можно отобрать.

С этого момента Инира стала бессердечной.

Мгновения тянулись так медленно, что казалось – я схожу с ума. Ритуал завершился, и жрицы одна за одной покинули храм. Матушка Этера уходила последней – загасила каменные светильники, остался только голубоватый свет цинний, в котором лицо её казалось похожим на лицо утопленницы.

Когда шаги стихли, и в святилище воцарилась пугающая тишина, путы ослабли – я почувствовала, что меня больше ничто не держит. Тело рухнуло кулем, локти и колени больно ударились о твёрдый камень – я застонала. Слепо зашарила по полу, потом опёрлась трясущимися руками и приподнялась. Меня трясло, как в лихорадке, мышцы превратились в дрожащую бесформенную массу, волосы застилали лицо. Каждый вдох давался с трудом, будто рёбра и лёгкие действительно размолотило в кашу.

Перед глазами вспыхивали картины кровавого ритуала. Никогда в жизни я ничего подобного не испытывала, при воспоминании о том, как нож Верховной вонзался в грудь Иниры, собственное сердце начинало болеть.

Да, подруга поднялась с алтаря живая. Выглядела, как Инира, но в то же время это была она. Переродилась другим человеком, лишившись того, что у нас называют сердцем или частицей души. Что переживала она, глядя в непреклонное лицо Матушки Этеры? Чувствуя, как магические путы удерживают руки и лодыжки, надеясь, что я каким-то чудом смогу ей помочь.

А я…

А что я? Оказалась слаба и беспомощна. Совершенно бесполезна. Более того, подобная участь скоро ждёт и меня.

С огромным трудом, будто проведя в плену камня тысячу лет, я смогла разогнуться и встать на ноги. Перед глазами всё кружилось и плыло, воздух показался до ужаса затхлым. Повинуясь неясному чувству, я побрела к алтарю – ещё не спящему, тёплому – жар звал и притягивал.