Сначала я пыталась уговорить её по-хорошему.

– Тебе нужно успеть уйти до весны, – обратилась я к девочке вечером. – Сейчас ни болото, ни реки тебе не помеха, на снегоступах дойдёшь откуда пришла.

– Разве я плохо тебе служила? – с нескрываемой обидой отвечала девчонка. – Почём гонишь меня? Хочу остаться здесь!

– А я плевала на твои хотелки, – в сердцах бросила я. Много чести объяснять ей. Человек должен жить с людьми или не жить вовсе. Себя я уже похоронила, но эта-то пигалица, жизни толком не видевшая, что в лесу забыла? Затоскует. Не сейчас, так когда подрастёт.

Василиса тихонько роняла слёзы, склонившись над моим любимым котом. Она бережно гладила его по спине, и зверь разыгрался, размурчался, стал выпускать и втягивать немаленькие когти, топчась на лавке.

– Скажи, матушка Яга, зачем ты уходишь в лес почти каждый день? – хитрая девчонка попыталась сменить тему, но я была не расположена болтать.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Я обходила свой дом, брошенную деревню и ещё несколько тропинок, чтобы отпугнуть зверей. Оставляла там тряпицы с человеческим запахом, раскладывала железные предметы. Близился голодный для волков месяц, могут и прийти за скотиной. Пусть знают, что это чужая территория. Я топтала тропинки днём, когда хищникам полагается отдыхать, и всегда возвращалась до сумерек. Хорошо уходить, когда знаешь, что изба не остынет за время твоего отсутствия!

Весь следующий день я рылась в сундуках. Выбрала для Василисы расшитое платье, кое-какие украшения, ленты для волос. Малявка сначала воротила нос, пряталась в хлеву и хлопотала у печки, но в конце концов не выдержала, села рядом рассматривать. Осторожно гладила и перебирала вещи, а потом спросила:

– Зачем всё это?

– Тебе, бестолковая. Ты пришла за огнём – я дам его. И на твоём месте разбила бы горшок с углями прямо об пол в избе мачехи. Если красный петух согреет – значит, так тому и быть.

Василиса испуганно прикрыла рот ладошками, замотала головой. Я только плечами пожала. Когда она уйдёт, то перестанет быть моей заботой. Осталось убедить беднягу отправиться в опасный путь к «горячо любимой» родне. Мои губы скривились в некрасивом оскале, и девочка притихла, не понимая, почему я злюсь. На улице отчаянно завопил Уголёк, тоненьким, испуганным визгом. «Волки!» – мелькнуло в голове, и я выскочила на улицу с ухватом в руках – не бог весть какое оружие, схватила, не подумавши.

Никаких волков, однако, не было, а была рослая фигура, казавшаяся ещё больше из-за тёплой одежды. «Медвежья шуба», – подумала я, значит не простой охотник случайно вышел к моей избушке.

– Встречай гостя! – раздался весёлый крик, и я вздрогнула, узнав голос. Перехватила ухват, опёршись на древко, уперла в бок другую руку и прокричала в ответ:

– Незваным явился, не запылился, Иван-царевич! Что надо?

– Гостинец тебе принёс, – не обидевшись, подмигнул мужчина, скинул тяжелый заплечный мешок и стал отвязывать лыжи.

– Заходи, коли так, – сменила я гнев на милость, и крикнула в избу:

– Василиса! Топи баньку! Гость у нас, воняет хуже козла.

– Доброго денёчка! – крикнула девчонка, промчавшись мимо в коротком полушубке, и глаза у царевича полезли на лоб от удивления.

– А это кто? Откуда?

– Гуси принесли, – съязвила я, но, кажется, напрасно. Похищение детей здесь не одобряли, и лицо Ивана сразу стало суровым. – Ученица моя. Хватит на меня волком смотреть, проходи в дом. Горячего налью и расскажу про неё. Захочешь помочь – дело твоё.

Даже когда царевич помылся в баньке, я продолжала недовольно морщить нос. Василиса хихикнула: