Тот в последний момент сумел ловко обогнуть Киру. Она вскинула голову под влиянием извечного девчачьего любопытства: кого это она чуть не задавила? И чтобы извиниться, конечно. Человек тоже бросил на Киру мимолётный взгляд, и она торопливо отступила ещё на шаг, мгновенно забыв про вежливость. Потому что… потому что это был не совсем человек.

Сквозь привычные людские черты проступили совсем другие. Будто два изображения наложились друг на друга, два слоя на одной фотографии. Верхний – самый обычный, а под ним таилось что-то загадочное, непонятное, страшное. Серая морщинистая кожа, приплюснутый, словно раздавленный нос, сильно выступающие надбровные дуги, глубоко под которыми прятались горящие синим глаза.

Кира ошарашенно смотрела вслед прохожему. Покрытый густыми тёмными волосами затылок на самом деле был абсолютно лысым, неестественно широким и тоже морщинистым и серым.

Любая нормальная девчонка на месте Киры помотала бы головой, протёрла глаза, чтобы избавиться от неприятного наваждения, списала бы галлюцинацию на плохое самочувствие или фильм ужасов, просмотренный перед сном, отмахнулась бы: «Вот ведь померещится!» и продолжала бы спокойно жить дальше. Но Кира нормальной не была. Правда, тогда она ещё об этом не знала.

Кира, как заворожённая, двинулась вслед за странным прохожим.

Зачем? Знать бы самой. А с «почему» всё просто.

С головой у неё не в порядке. И с остальным тоже. Сейчас это как никогда понятно.

Прохожий шёл неторопливо, но уверенно, по аллейке, засаженной тремя рядами дубов, к парку, а Кира тащилась следом, на приличном расстоянии. И боясь, и изумляясь, и не в силах остановиться, и даже намекающе давящий на плечо ремень школьной сумки, взявший на себя роль угрызений совести, не образумил её. Словно там, на остановке, во время случайного столкновения, Кира зацепилась за конец невидимой верёвки, которую прохожий нёс в руках, и теперь, хочешь не хочешь, послушно волоклась за ним, как собачка на поводке.

В парке в такое время пустынно, встретишь разве что одинокого бегуна или бомжа, совершающего водные процедуры на дальнем берегу большого пруда. Один такой как раз стоял на широких каменных ступенях, уходящих с невысокого берега прямо под воду, протирал мокрое лицо грязноватой, неприятной на вид тряпицей. На длинной и толстой росшей почти абсолютно горизонтально ветке ближайшего дерева висела потрёпанная, вконец засаленная зимняя куртка и ещё какое-то барахло.

Прохожий двинулся по тропинке вдоль пруда. Крадущуюся за ним Киру он не замечал, да и она старалась сильно не отсвечивать, не нагоняла, не выскакивала на открытые места. И по-прежнему не могла объяснить, зачем она преследует его, что она надеется узнать, каких добиться объяснений.

Бежать надо было – прочь и подальше. Хотя сейчас-то Кира прекрасно осознавала: не в тот раз, так в другой, позже, гораздо или не очень, но она всё равно непременно вляпалась бы в подобное приключение. Наверное, она должна была обязательно это увидеть, уяснить, что существует другой мир, скрытый от большинства, но не менее реальный. И Кира имела к нему непосредственное отношение.

Бомж не обращал внимания на прохожего, он уже давно не стыдился своего положения. К тому же он и не представлял, что у весьма приличного на вид человека есть к нему какие-то дела.

Береговая линия круто заворачивала, и Кира не пошла дальше, боясь, что её обнаружат, спряталась за старым деревом с толстым стволом. Непонятно откуда возникла уверенность: прохожий направляется именно к бомжу, и сейчас непременно что-то произойдёт.