Но в недрах ее телефона содержался один документ, на который он не должен был наткнуться. То, чем сама Маделин не имела права обладать. То, что уже уничтожило ее жизнь и привело ее к вратам безумия и смерти.

Теоретически, тайна была хорошо защищена. Лемперер был грязным пронырой, но не асом в информатике и не профессиональным шантажистом. Он играл с ней, веселился за ее счет, но если она не станет скандалить, ему просто надоест.

По крайней мере, на это она надеялась.

Потому что (они) были соединены нитью […], которая могла существовать лишь между двумя особями их типа, между двумя людьми, которые узнали свое одиночество в одиночестве другого.

Паоло Джорадано

Сан-Франциско

9.30

Маркус проснулся с трудом. Как лунатик, он прошел в ванную, стал под душ, не снимая пижамы, и стоял под струей до тех пор, пока бак водонагревателя не опустел. Ледяная вода заставила его открыть один глаз, а потом, быстро вытершись, он поплелся в свою комнату и обнаружил, что его ящик для нижнего белья пуст. Все трусы и футболки были свалены в плетеную корзину. Маркус вопросительно поднял бровь. Джонатан, столько раз угрожавший прекратить стирать его одежду, на сей раз свою угрозу осуществил!

– Джон! – позвал он, прежде чем понял, что сегодня суббота и в это время его друг, наверное, уже уехал на фермерский рынок в Эмбаркадеро, куда он наведывался каждую неделю.

Тогда он залез в гору грязной одежды и вытянул оттуда первое из «многоразового», что попалось.

Затем Маркус поплелся на кухню и на ощупь нашел термос, который Джонатан готовил каждое утро, опустился на стул и отхлебнул большой глоток черного чая. Напиток словно разогнал его нейроны, и к нему внезапно пришло озарение: он быстро разделся и постирал свое нижнее белье в раковине при помощи жидкости для мытья посуды, после чего открыл дверцу микроволновой печи и выставил восемь минут.

Довольный собой, он вышел на террасу.

– Привет, прррропойца! – встретил его Борис.

– Здравствуй, эктоплазма в перьях, – ответил Маркус, погладив птицу.

В знак дружбы попугай прыгнул, склонил голову и открыл клюв, предлагая ему полуразжеванную массу из смеси различных фруктов.

Маркус поблагодарил его, а затем вытянулся во весь рост на солнце, зевнув так, что у него чуть не отвалилась челюсть.

– Встряхни котлетами! Встряхни котлетами! – крикнул попугай.

Подгоняемый подобными увещеваниями, Маркус осуществил то, что считал наиважнейшей задачей дня: проверил систему водяного насоса, который орошал десяток кустов конопли, скрытых за розарием. Джонатан не одобрял его маленькое сельское хозяйство, но закрывал на это глаза. В конце концов, Калифорния была ведущим западным производителем индийской конопли, а Сан-Франциско считался символом терпимости к любым видам контркультуры.

Маркус еще некоторое время постоял на террасе, наслаждаясь теплом. Проведя большую часть своей жизни в холодном Монреале, он особенно любил мягкий климат Калифорнии.

На Телеграф-Хилл было трудно поверить, что приближается Рождество: начинали цвести золотистые венчики жасмина; пальмы, сливы и олеандры сияли на солнце; деревянные домики сгибались под весом плюща, и все тонуло в пышных джунглях, где чирикали воробьи и разноцветные колибри.

Несмотря на относительно ранний час, отдельные пешеходы уже спускались по ступеням лестницы Филбер. Обильная растительность не полностью скрывала дом от посторонних глаз, так что некоторые прохожие были удивлены, а другие вообще пребывали в шоке, но никто не остался равнодушным к этому волосатому изваянию, перебрасывающемуся непристойными словами с попугаем.