Каберне отдавало изысканными красными фруктами и пряниками. Наслаждаясь напитком, Джонатан мысленно перебрал все, что могло находиться в его мобильнике, но так и не вспомнил ничего особенного.

«В любом случае ничего интимного или компрометирующего», – успокоил он себя.

В этом он крупно ошибался.

Париж

7.30

«Ягуар» последней модели с ребристым капотом двигался в холодной металлической синеве парижской кольцевой дороги. Весь из благородных материалов – белой кожи, орехового дерева и полированного алюминия, – интерьер машины дышал роскошью и безопасным комфортом. На заднем сиденье сумки марки «Монограм» соседствовали с сумкой для гольфа и номером «Фигаро магазин».

– Ты уверена, что хочешь открыть свой магазин сегодня? – снова спросил Рафаэль.

– Дорогой, – воскликнула Маделин, – мы говорили об этом уже несколько раз!

– Но можно было бы продолжить каникулы… – настаивал он. – Я еду до Довилля, мы проводим ночь в Нормандии и завтра обедаем с моими родителями.

– Заманчиво, но… нет. Кроме того, у тебя назначена встреча с клиентом, ты же собирался съездить на стройку.

– Тебе решать, – капитулировал Рафаэль, поворачивая на бульвар Журдана.

Данфер-Рошро, Монпарнас, Распай: автомобиль проехал большую часть XIV округа, а потом остановился у дома 13 по улице Шампань-Премьер, прямо перед темно-зеленой входной дверью.

– Я заеду за тобой сегодня вечером в магазин? – спросил Рафаэль.

– Нет, я приеду к тебе на мотоцикле.

– Но ты же замерзнешь!

– Может быть, но я обожаю свой «Триумф»! – сказала Маделин, целуя его.

Поцелуй длился, пока клаксон торопящегося водителя такси не вернул их жестоко на землю.

Маделин хлопнула дверцей автомобиля и отправила прощальный поцелуй своему любовнику. Она набрала код, чтобы открыть дверь, ведущую во внутренний двор. Там, на первом этаже, находилась квартира, которую она снимала с тех пор, как стала жить в Париже.

– Бррр! Да тут минус пятнадцать! – задрожала она, входя в небольшой дуплекс, типичную студию художника, которые были построены в этом районе в конце XIX века.

Маделин, чиркнув спичкой, зажгла водонагреватель, а потом включила чайник, чтобы приготовить себе чай.

Студия художника уже давно уступила место красивой двухкомнатной квартирке с гостиной, небольшой кухней и спальней в мезонине. Но высокие потолки, большие окна, прорезавшие главную стену, и пол из крашеного дерева еще напоминали об изначальном художественном призвании помещения, внося особый шарм в характер этого места.

Маделин включила канал «ТСФ-джаз», проверила батареи и отхлебнула чаю, переступая с ноги на ногу в ритме со звуками трубы Луи Армстронга, пока в квартире не стало тепло.

Она быстро приняла душ, дрожа вышла из ванной комнаты и достала из шкафа футболку из термолактила, джинсы и толстый свитер. Готовая идти, она откусила шоколадку «Киндер буэно», одновременно с этим надевая кожаную куртку и повязывая на шею самый теплый шарф.

Было чуть более восьми часов, когда она оседлала свой ярко-желтый мотоцикл. Ее магазин находился совсем близко, но она не хотела возвращаться домой перед встречей с Рафаэлем. С развевающимися на ветру волосами, она пролетела несколько сотен метров по улице, которую так любила. Здесь Рембо и Верлен сочиняли свои стихи, Арагон и Эльза Триоле любили друг друга, а Годар увековечил эту улицу в конце своего первого фильма – в той грустной сцене, когда Жан-Поль Бельмондо падает с пулей в спине прямо на глазах своей американской невесты.

Маделин повернула на бульвар Распай и поехала по улице Деламбр до «Чудесного сада» – магазина, который она открыла два года назад и который был ее гордостью.