– Я за мамой, – глотая слезы, сказала Ирина. Глянула в сторону родного дома.
А там уже собрались почти все местные и приезжие. Человек за двести. Толпились у раскрытых ворот, сидели на корточках поодаль. Вяло делились друг с другом сведениями, где что ломают, кто уехал, а кто собирается… Дмитрий Аркадьевич подогнал свою огромную «тойоту»… Был тут и тот парнишка, что прошел мимо бабы Наты позавчера. Наблюдал за взрослыми и боролся с желанием, мешающей свободно дышать потребностью подойти к кому-нибудь и признаться, что он видел старушку совсем незадолго до того, как ее нашли лежащей у калитки, и что она, кажется, хотела ему что-то сказать…
– А мы уж тут все подготовили, – сказал Женька Глухих Ирине. – Могилку выкопали вчера…
– Я увезу… Вот катер арендовала, рабочих…
– И куда? К себе или в город?
– В город… Наверное, в город… Роман, сын мой, там сейчас с документами…
– Лучше бы здесь, – попытался убедить дядя Витя, – родная земля ведь.
– Все равно придется выкапывать, – сказал один из парней с катера. – Затопит.
Женька, уставший за последнее время слушать про это «затопит», возмутился:
– Какое затопит! У нас кладбище на горе. До него-то…
– Вода на двести метров поднимется. Даже больше… Весной всяко-разно ликвидировать будут… Кстати, – голос парня стал каким-то начальницким, – вы имеете право забрать родных. Нужно написать в дирекцию заявление на перенос. В городе выделяют землю…
– Да мы знаем, – сказал дядя Витя.
Ирина, не слушая, стояла и смотрела в сторону дома. Не решалась пойти туда, к толпе…
– Погодите! – измерив глазом расстояние от реки до кладбища, дернулся Лёша Брюханов. – Но здесь больше, чем двести метров. С полкилометра. Специально там место выбрали, чтоб никакое половодье…
Рабочий с задатками начальника тоже пробежал взглядом от реки до сосен и снисходительно улыбнулся:
– Подъем воды измеряется вертикально. Представь, сколько это – вертикально вверх? Девяти-этажный дом – примерно тридцать метров. А здесь – двести! Так что глухое дно будет на месте кладбища.
Ирина толкнула себя, пошла.
Женька Глухих трясущимися руками закурил, прошипел злобно:
– Пуска-ай… И тебя так же пускай утащут черт-те куда.
– Ну а что, – отозвался старший Мерзляков, – лучше так, чем весной выкапывать… Что там с ей будет весной… Увезут, похоронят, а там и мы следом.
И эти слова погасили возмущение – мужики на пристани замолчали, говорить теперь было нечего. Оставалось ждать.
Глава третья. Перед судами
Разводы давно стали в Большакове делом обычным. У молодых так чуть ли не через раз – сначала шумная, развеселая свадьба, длиннющие столы на берегу летом или в клубе зимой, а через год-два-три скандалы, скандалы и – развод.
Когда-то и сами разводившиеся, и их родня страдали, стыдились этого, а потом узнали, что не так уж страшно пожениться, а потом развестись. Даже полезно, как опыт для будущей жизни. У психологов, оказалось, и термин есть специальный: пробный брак.
Но распадались не только молодые семьи, а и взрослых, пожилых уже людей. Причем мужчины и женщины не просто разбегались в разные стороны, а ехали в район, подавали заявление, платили пошлину, ждали месяц, снова ехали в суд. В основном разводились без скандалов – наскандаливались за минувшие годы, – но, случалось, делили совместно нажитое бурно, до половика, до ведра поганого. Тут уже не жадность руководила, а ненависть друг к другу, желание помучить свою отвалившуюся вторую половину, как следует отомстить за всё, за всё…
Масляковы до такого не дошли. Развелись спокойно… Ну, не спокойно, конечно, но без пыли до потолка, без позора.