– Период уменьшился, и всего за одни сутки. – Ученый на какой-то миг задумался и продолжил: – Значит ли это, что скоро смена фазы? Возможно… Вот тогда он и перестанет работать. Как я мог такое прошляпить? Эх, не спешил бы тогда на стендовых испытаниях… Был бы сейчас нобелевским лауреатом и не прозябал бы в этой дыре.

Стас еще раз отпил из фляги и тревожно оглянулся. За ширмой смолкла ругань супруги, а в возникшей тишине тихо забубнил чей-то басовитый голос. Начальник лагеря мгновенно остановил маховик, отсоединил и зашвырнул в ближайшую открытую коробку съемный блок, а на сам агрегат небрежно накинул брезент. И как раз вовремя. Отодвинулась ширма, и в импровизированный кабинет заглянула супруга с ехидной гримасой на личике.

– Это к тебе, Стасик, – злорадно пропела она и кивком указала на кого-то, кто стоял за ширмой. – Что, доигрался, исследователь степных какашек? Чего ты там уже натворил? Ах, мы еще и глазки заливаем…

Пытаясь скрыть от чужих глаз свое устройство, Стас совсем забыл про флягу, он так и застыл, держа ее в руке. Ширма еще больше отодвинулась, и перед начальником лагеря предстал солидный дядька в дорогой гражданской одежде того типа, которую предпочитали военные чинуши Монголии. Весь внешний вид гостя говорил о том, что в лагерь пожаловала как минимум какая-то шишка из службы внутренней безопасности. А значит, не одна, с эскортом. Бледноватое лицо гостя и впалые глаза говорили о том, что он был явно не здоров. В руках мужчина держал солидную кожаную папку и тот самый радиоприемник, который Станислав дал в качестве аванса двум местным разведчикам за услугу личного характера. У начальника лагеря к горлу подкатил ком.

От этих молодцев не было вестей уже больше двух недель. Парни как в воду канули, не пришли даже за своей зарплатой по завершении работы на старом участке. Стас сначала подумал, что ребята ушли в загул, потому как дел для них вплоть до самого переезда не было. Время шло, лагерь должен был сниматься с места, а бравые разведчики так и не вернулись. Пришлось своими силами обходиться, потому теперь и не укладывались в срок. Но просроченный график начальника волновал не так сильно, как само исчезновение подчиненных. Особенно если учитывать, куда и зачем он отправил ребят. И вечерний гость лишь подтвердил его худшие опасения.

– Здравствуйте, Станислав. – Гость поздоровался без акцента, несколько раз кашлянул и представился: – Майор Ганхуяг, министерство общественной безопасности.

– Да-да, и вам не хворать. – Начальник лагеря опомнился и, как положено хозяину, первым протянул руку. – Чем обязан вашему визиту, Ганху… эм-м… можно, я буду обращаться к вам кратко – Ган?

– Не возражаю, – улыбнулся дядька, протягивая приемник. – Я так понимаю, это ваша вещица. Вот хотел вернуть. И, надеюсь, вас не затруднит дать ответы на несколько вопросов.

Мобовец[3] закашлялся, и рука, держащая приемник, задергалась в такт его чахоточному кашлю.

– Не затруднит. Прошу. – Стас не принял аппарат из рук майора, лишь указал на свое раскладное кресло, стоящее у стола, и обратился к жене: – Свет моих очей, не стой столбом, а лучше приготовь гостю чай на травах. Не видишь разве, человек нездоров…

– Не стоит беспокоиться, – перебил его мужчина, – я не…

– И все же я настаиваю! – отрезал начальник лагеря и глянул на гостя так, чтобы тот понял, что супруге совсем не обязательно знать, о чем будет их беседа.

Недовольно фыркнув, жена удалилась в противоположный конец юрты, где она себе устроила некое подобие кухни, так же огороженной по периметру, как и все остальное функциональное пространство жилища. Эти символические стены из ширм и ковров, натянутых на столбики, создавали некую иллюзию многокомнатной городской квартиры и позволяли ее обитателям при необходимости уединиться в полюбившейся халабуде.