Воспоминание же было таким ярким, таким реальным! Оно было живым! «Да кто я такой, чёрт возьми?!» – переполнившись отчаянием, вопросил он себя.

И ещё долго занимался бы удручённым самокопанием, но тихое постанывание и шуршание отвлекли мужчину от очередных попыток идентифицироваться.

Повернув голову на источник звуков, он увидел, как женское тело перевернулось на другой бок. Выглядела пленница не просто измученной и потасканной, она выглядела жертвой пыток: тело покрыто синяками, ссадинами, струпьями, засохшей кровью и белёсыми потёками. Пахло от женщины, мягко говоря, не очень… да что там говорить, смердело от неё, как из выгребной ямы. Её грудь прикрывали остатки майки, а живот – нечто вроде излохмаченной набедренной повязки, вряд ли имеющей основания зваться юбкой. Одеяния, если можно так назвать, чисто символические.

Мужчина некоторое время разглядывал товарку по несчастью, затем произнёс:

– Да уж, всегда найдётся кто-то, кому гораздо хуже, чем тебе, и поди разберись, должна ли эта аксиома утешать.

Высказавшись, он вытащил из своих кроссовок шнурки и вознамерился вязать на них узлы. Всё равно больше заняться нечем.

* * *

…Рута чувствовала себя как никогда в жизни паршиво. Получше было, даже когда израненная валялась в наполненной ошмётками сухого дерьма канаве после того, как отбилась от стаи мутаволков.

Больше всего страданий приносила не физическая боль, а мерзопакостное ощущение тёрпко-солоноватого привкуса во рту. Сколько она ни сглатывала слюну, гадостный привкус не исчезал… Тело разламывалось от многочисленных ударов и шлепков и при этом жутко чесалось от высохших выделений, которые превратились в трудно сдираемую корку. Между ног жгло и зудело. Всё, чего она хотела сейчас, – это помыться, окунуться в спасительную, живительную влагу и полоскать, полоскать осквернённую ротовую полость. Смыть чужие следы и гнусный запах. Вонь дикарей, которые жестоко насиловали её. Она не знала, сколько раз в неё и на неё брызнули, сколько раз бесцеремонно испражнились. Она очень быстро потеряла сознание, но мучителей это наверняка не остановило. Они продолжили терзать до тех пор, пока не удовлетворили свою похоть полностью.

Рута была не просто унижена и оскорблена, травмирована и ранена. Она чувствовала себя растоптанной, смятой в лепёшку и раскатанной колёсами. И ведь дальше будет только хуже, её продадут в другой клан, а если не сойдутся в цене, тогда оставят себе, и рано ли, поздно ли расчленят во время очередной изуверской оргии…

Руте оставалось лишь надеяться, что найдут и спасут свои. Надежда призрачная, но вдруг посланцы командира, теперь уже являющегося в каком-то смысле и отцом, и покровителем, и наставником, всё же успеют вовремя и не оставят пропавшую дочь на произвол зонных тварей.

Или же ей поможет освободиться… человек из другой клетки?

С трудом удерживая голову прямо, Рута смотрела на него.

Спасибо керосиновой лампе, всё ещё дающей достаточно света. Несмотря на багровый туман в голове, она сообразила, что его ужасные повреждения, многочисленные ссадины и гематомы почти зажили. Хотя с того момента, как его сюда притащили, прошло не больше нескольких часов.

Этого времени Руте хватило, чтобы пройти через ад группового изнасилования, а ему – чтобы исцелиться.

«Кто же ты такой?» – спросила она мысленно. Животрепещущий вопрос вертелся на языке, просился стать озвученным. Понаблюдав за соседом ещё немного, Рута пришла к выводу, что странный незнакомый мужчина не из сталкеров. И не пограничник, не внутренний патрульный и не из спецов, точно не из организации, в которой состояла она сама… Даже не из учёных.