Рита, рыдая, кинулась на меня, стала бить меня кулаками в грудь и кричать:

– Зачем?! Заче-е-ем?! Зачем ты выдернул меня?! Я бы достучалась до него! Я уже почти… Еще бы чуть-чуть – и…

– Ты бы исчезла, – перебил я, перехватывая ее руки и прижимая жену к себе. Крепко-крепко. – Тьма эгрегора сожрала бы тебя. Или ты бы себя сожгла. Все решали секунды…

Отчаяние словно лишило ее последних сил, и она продолжала рыдать на моей груди. Тихо и безутешно.

– Что же делать, Тема? Что де… – и вдруг обмякла в моих руках.

А я закричал:

– Док, вакцина!

Но Эдуард уже и сам все видел, он мгновенно оказался рядом, сделал инъекцию, и мы аккуратно положили Риту на диван.

– Порядок, – успокаивающе произнес Прохоренков. – Мы успели. Ей просто надо отдохнуть…

– Не получилось, да? – это впервые нарушила молчание Алина.

Я помотал головой.

– Твою налево! – вырвалось у нее. – И что теперь? Неужели все зря?

Я хотел было уже ответить утвердительно, но вдруг замер, осененный новой мыслью.

– Не совсем, – губы мои шевелились еле-еле, словно после «заморозки» у стоматолога. – У меня есть одна идея.

«Помоги… те!» Силы уходят, а взять новые неоткуда. Можно ли охрипнуть, если все твои отчаянные крики – мысленные? У Глеба сейчас именно такое ощущение – что он сорвал свой ментальный голос. Все бесполезно: ни вырваться, ни докричаться. Он как-то привык считать себя суперкрутым, способным сотворить то, что не может больше никто. И защищенным, словно на нем волшебные доспехи, которые никто не может пробить. И где они теперь, эти доспехи? Были же! Даже Зовущий не смог подчинить Глеба, уж на что он был страшен! Как же этот… Паук справился? При одной мысли о нем Глеба охватывают страх и омерзение. Словно его пленитель и впрямь – гигантское насекомое, мерзкая членистоногая тварь с ядовитыми жвалами.

Глеб не любит пауков. Не боится, нет – ему скоро девять, в таком возрасте мужчине не пристало бояться насекомых, – просто не любит. Какие-то они… как там папа говорил? А, коварные, вот! Подкрадутся незаметно и укусят. Или в паутину поймают и укусят. Не то что волки – вот кто честные хищники! А этот… Паук… сделал что-то такое, от чего Глеб чувствует себя теперь совершенно беспомощным.

Так уже было, когда его поймали те монстры. Но они усыпили Глеба какой-то дрянью и не давали проснуться. С Пауком все по-другому. Он словно запер мальчика в какой-то комнате и не позволял ему пользоваться своими способностями, кроме маскировки, которую Глеб включал, сам того не желая, для них обоих. Ему бы наоборот – на помощь позвать, но увы… И как мальчик ни пытался сопротивляться воле Паука, у него ничего не получалось. Вот как этот монстр такое провернул? Ну точно паук – подкрался и ужалил, отравил Глеба! И теперь силы мальчика тают, а Паук их, наоборот, накапливает, раздувается черной тенью, словно крови насосался. И чем дальше, тем сильнее становится. Глеб это чувствует, но толку-то? Ему помощь нужна, только где ее взять? Папа с мамой наверняка ищут его. Вот бы им сигнал подать!

Нет, не просто так Глеб вспомнил тех монстров! Там мальчик действовал так же: если нельзя дозваться кого-то далекого, надо звать близкого – авось кто услышит. Те монстры иногда отвлекались, занимаясь своими делами, и Глебу удавалось посылать сигналы из своего небытия. Тут он тоже приспособился. Паук был занят, очень занят. Мальчик чувствовал, что делает это чудовище, и от этого у него мороз по коже пробегал. Паук поймал в свои сети весь остров. Люди спят и видят кошмары или ходят никакие, словно те зомби из ужастика, который Глеб полгода назад посмотрел тайком от родителей. А Паук из всех них силу сосет, так же как из Глеба. Но все это отвлекает его, он не так внимательно следит, что делает его пленник, и мальчику удается звать. Не слишком громко, так, чтобы не услышал Паук, иначе он сделает что-нибудь нехорошее. Такое, что Глеб уже вообще ничего поделать не сможет…