– НЕТ! – вскричал Хаксли.

Как же хитро все задумано.

Хаксли специально упал на пол! Какой извращенный ум! Сначала упал Хаксли, а сверху повалился Эктон. На полу они катались, кувыркались, царапались, и теперь на полу его отпечатки! Когда Хаксли откатился в сторону, Эктон пополз к нему, схватил за шею и выдавил из его глотки весь дух, как пасту из тюбика!

Теперь Уильям Эктон был в перчатках и, вернувшись в комнату, принялся старательно счищать с пола каждое пятнышко, не пропуская ни дюйма. Он начищал пол до тех пор, пока не увидел на нем свое отражение: сосредоточенное, вспотевшее лицо. Затем он подошел к столу, протер его ножку, протер его добротное основание и крышку с ручками ящиков. Добравшись до вазы с фруктами, он начисто вытер все, кроме тех, что лежали на дне.

– Эти я точно не трогал, – сказал он.

За столиком последовала картина, что висела над ним.

– Ее я тоже не трогал, – сказал он.

Он стоял и смотрел на нее.

Потом обвел взглядом все двери в комнате. Какие из них он открывал? Сейчас уже не вспомнить.

Значит, надо все протереть. Начав с ручек, отполировав их до блеска, он вытер все двери снизу доверху, ничего не упустив. Последовала очередь мебели в комнате, вплоть до ручек кресел.

– Ты сейчас, Эктон, сидишь на кресле времен Людовика XIV. Пощупай обивку, – предложил Хаксли.

– Я не ради мебели к тебе пришел, Хаксли! Дело касается Лили.

– Ты серьезно? Забудь о ней, сделай милость. Она ж тебя не любит, ты прекрасно это знаешь. Завтра полетит со мной в Мехико, она сама так сказала.

– Все твои чертовы денежки и твоя чертова мебель!

– Отличная же мебель, Эктон, будь порядочным гостем, потрогай ее.

На обивке тоже могли остаться отпечатки.

– Хаксли! – Уильям Эктон сверлил взглядом труп. – Ты что, догадался, что я хочу убить тебя? Твое подсознание знало, как знало мое? Твое подсознание нашептало тебе пройтись со мной по всему дому, чтобы я трогал все твои книги, посуду, двери и мебель? Неужто ты и впрямь настолько же умный, насколько подлый?

Стиснув платок, он насухо вытер обивку кресел. Вспомнил про тело – его он вытер не так тщательно. Он вернулся к трупу и вычистил его с головы до пят. Даже ботинки теперь сверкали – упустить нельзя ничего.

Пока он занимался ботинками, лицо его омрачалось. Внезапно он встал и направился к столу.

Достал со дна вазы нетронутые фрукты и вытер их.

«Так-то лучше», – прошептал он, возвращаясь к телу.

Едва лишь он присел на корточки, его веки задергались, челюсть задвигалась, и, охваченный сомнениями, он снова вскочил и подошел к столу.

Еще раз прошелся платком по картинной раме.

Полируя ее, взглянул на…

Стену.

«Да ну, – проговорил он, – глупость какая».

«Ох!» – вскрикнул Хаксли, отбиваясь. В пылу борьбы он толкнул Эктона. Эктон упал, поднялся, оперся на стену и вновь бросился на Хаксли. А затем задушил его. Хаксли был мертв.

Эктон резко отвернулся от стены, тщательно обдумав свои действия. Ругательства и все, что он натворил, померкло, скрылось за пеленой. Он взглянул на стены.

«Полная чушь!» – заверил он себя.

Боковым зрением он что-то заметил на одной из стен.

«Незачем мне туда смотреть, – сказал он, чтобы отвлечься. – Пора в другую комнату. Надо быть последовательным. Так, посмотрим: мы были в зале, в библиотеке, в этой комнате, в столовой и на кухне».

На стене у него за спиной было пятнышко.

Или не было?

Он озлился, развернулся. «Ладно, ладно, просто проверю», – проверив, никакого пятна он не нашел. Или нет, вон там есть маленькое. Он вытер его. Пусть это и не было отпечатком. С ним было покончено, и он оперся на стену рукой в перчатке, но стена была и слева, и справа, и над головой, и внизу, и он тихо проговорил: «Нет уж». Осмотрев ее всю вдоль и поперек, он пробормотал: «Это уж слишком». Сколько в ней квадратных футов? «Да черт бы ее побрал», – произнес он. Помимо его воли, пальцы шарили по стене, вытирая ее.