– Папа, но ведь теперь легче поступить в балетную школу! Теперь, наверно, это совсем легко!
– Почему? – недоуменно посмотрел на нее Кубышка.
– Да ведь тех, которые писали розовые записки, теперь там нет! Они теперь все здесь собрались.
– Да, здесь… – растерянно пробормотал Кубышка. – Это ты верно сказала: они все сюда слетелись.
– Так зачем же и мы здесь? Уедем отсюда, папка! Уедем в Москву! Сегодня соберемся, а завтра сядем в поезд и поедем. Хорошо, папка?
От такого напора Кубышка окончательно растерялся:
– Что ты, доченька… Разве можно так внезапно! До Москвы больше тысячи верст… А фронт! Как мы через фронт перейдем? Да нас подстрелят, как куропаток…
– А главное, такие вопросы надо обсуждать при закрытом окне, – сказал близко незнакомый голос. Кубышка и Ляся вздрогнули. На улице, у раскрытого по-летнему окна, смутно вырисовываясь в темноте, стоял какой-то человек.
Ночной гость
– Кто вы? Что вам здесь надо? – испуганно спросил Кубышка.
– Да вот поговорить пришел, – ответил человек. – Вы не тревожьтесь: я не с худым к вам… – Он взялся руками за наружные ставни. – Дайте-ка я прикрою, а вы мне калитку отоприте.
Сам не зная почему, Кубышка беспрекословно направился во двор.
Вернулся он с мужчиной лет тридцати пяти, высоким, сухощавым, со строгим, почти суровым выражением чисто выбритого лица. Перешагнув порог, мужчина глянул назад, будто заранее знал, что там, рядом с дверью, в стену вбит гвоздь, снял кепку и повесил ее.
– Ну, здравствуйте в вашей хате! Чай уже пили?
– Пили, – машинально ответил Кубышка.
– А я вот принес на заварку. Самый настоящий, как говорится, довоенного качества. И сахару три кусочка: на каждого по кусочку. У английского солдата на зажигалку выменял на толкучке. Так сказать, вступаем с иностранной державой в торговые связи… – Сказав это, он улыбнулся, и от улыбки лицо его сразу утратило свою строгость, помолодело, даже что-то детское проступило на нем. Чай не грех в любой час пить. Может, барышня, заварите?
Конец ознакомительного фрагмента.