В тот день он, как обычно, пристроил свои кости и мясо, которых у него было больше чем достаточно, в желтом кресле, несколько секунд разглядывал Вульфа, затем повернулся ко мне.

– Вчера вы звонили относительно машины – темно-серого «кадиллака» с коннектикутским номером девяносто четыре – тридцать два. Почему? По какому поводу?

– Я же вам говорил, – пожал я плечами. – Мы получили непроверенную информацию, что владелец этой машины или ее водитель может оказаться замешанным в каком-либо противозаконном деянии. Я предложил вам проследить за ней в обычном порядке.

– Знаю. Что это была за информация и от кого вы ее получили?

Я покачал головой.

– Вы спрашивали об этом вчера, и я оставил ваш вопрос без ответа. То же самое будет и сегодня. Наш информатор не желает, чтобы его беспокоили.

– Его все равно придется побеспокоить. Кто он и что он вам рассказал?

– Ничем не могу вам помочь, – развел я руками. – Что за отвратительная привычка считать, будто по первому вашему требованию я обязан докладывать, кто, что и почему! Сначала расскажите мне, что случилось, и тогда посмотрим, захочу ли я отвечать на ваши вопросы. Согласитесь, что это разумно.

– Да, конечно. Сегодня в шесть сорок вечера, то есть два часа назад, на перекрестке Тридцать пятой улицы и Девятой авеню остановилась на красный свет машина. К ней подбежал мальчишка и принялся протирать стекла. Покончив с одной стороной, он собрался перейти на другую, но когда оказался перед машиной, она внезапно рванулась с места, сбила парнишку и умчалась. «Скорая помощь» доставила пострадавшего в больницу, где он скончался. Машину вел мужчина. Он был один. В таких случаях люди от волнения никогда ничего не запоминают, но два человека, женщина и юноша, назвали один и тот же номер – Коннектикут девяносто четыре – тридцать два, а юноша, кроме того, запомнил, что это был «кадиллак» темно-серого цвета.

– Как зовут мальчика? Того, которого сшибли.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Не знаю. Я спрашиваю.

– Дроссос. Пит Дроссос.

– Вот тебе на! Мерзавец!

– Кто? Мальчишка?

– Нет. – Я обернулся к Вульфу. – Вы будете говорить или я?

Вульф прикрыл глаза. Через некоторое время он открыл их, сказал:

– Ты. – И снова закрыл.

Я не счел нужным рассказывать Стеббинсу про домашний конфликт, из-за которого у меня возникло желание привести Пита в кабинет к Вульфу, но сообщил все, что относилось к делу, включая и второй визит Пита. Пожалуй, впервые в жизни Стеббинс поверил в достоверность полученных у нас сведений, задал кучу вопросов, но в конце концов все же счел уместным сделать недружелюбное замечание относительно двух достойных граждан, Ниро Вульфа и Арчи Гудвина, которым следовало бы проявить несколько больший интерес к тому факту, что женщина, которой тычут пистолетом под ребра, просит помощи полиции.

Я был не в том настроении, чтобы препираться с ним, но все же не выдержал.

– Такие типы, как вы, – позор для страны, – заявил я. – Мальчик мог все выдумать. Он признал, что не видел пистолета. Возможно, что и женщина просто хотела над ним подшутить. Если бы вчера я сказал вам, откуда мы получили информацию, вы бы решили, что я мот и транжира, раз способен ради такой ерунды потратить десять центов на телефонный звонок. Однако я назвал вам номер машины. Вы проверили его?

– Да. Этот номер снят с «плимута», украденного в Хартфорде два месяца назад.

– Никаких следов?

– Пока никаких. Мы связались с Коннектикутом, чтобы там навести справки. Не знаю точно, сколько машин с украденными номерными знаками снуют сейчас по Нью-Йорку, но полагаю, что очень много.