Широкие долины, залитые пока еще теплым осенним солнцем, незаметно сжимались под натиском надвигающихся друг на друга гор до тех пор, пока не превратились в ущелье с отвесными склонами. На дне его неслась ненасытная река, неистово скачущая по перекатам. Ее грохот не смолкал ни на секунду, и я так привык к нему, что перестал замечать. Бирюзовая ледниковая вода была обжигающе-холодной.
Небо сузилось до маленького ярко-голубого лоскута, солнце появлялось на недолгие часы, затем ущелье погружалось в густую тень, незаметно переходящую в сумерки. Я останавливался на ночевку заранее, до темноты, стараясь найти удобное место не слишком далеко от реки. Котелка у меня не было, так что воду нагреть я не мог, зато собирал достаточно хвороста, чтобы его хватало до утра. У огня ночью не так холодно.
Я клал рюкзак под голову, сняв с него свернутое в валик тонкое походное одеяло из овечьей шерсти. Это была необходимая вещь в осенних горах – спать на нем куда приятнее, чем на голой земле.
Несмотря на все предосторожности, порох, который я хранил в роге, отсырел после того, как я попал под сильный ливень, и оба моих пистолета стали бесполезны. Они стоили кучу денег, но я без всякого сожаления бросил их – оружие было тяжелым, а во время подъема это только помешает. Так что при мне остался лишь охотничий арбалет да восемь болтов к нему.
Он пригодился уже на следующий день. Когда я проходил через буковую рощу, то спугнул улара – упитанную, похожую на крупную курицу пеструю птицу, водившуюся в этих горах. Я снял его первым же болтом, радуясь своему везению: с наступлением осени улары иногда спускаются низко, а летом, чтобы встретить их, мне пришлось бы влезть на тысячу ярдов по отвесному камню.
Вечером я нанизал мясо на несколько прутиков, решив вопрос с едой на следующие пару дней. Как раз в это время вернулся Проповедник.
Он появился из мрака и сел напротив, совсем рядом с огнем, который не мог причинить ему никакого вреда.
– Долго тебя не было, – поприветствовал я его.
– Нам надо было отдохнуть друг от друга. Нашел что-нибудь интересное?
– Если не считать нескольких стоянок, оставшихся от охотников или пастухов, – ничего. Никаких следов Ганса.
– Но ты продолжаешь упорствовать.
– И надеяться.
– Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взора Его?[1]
– Цитата не к месту.
– Очень даже к месту. Надежды – нет. Упасть здесь как нечего делать. А горы создал Господь. Пора возвращаться, Людвиг.
Плечи Пугала затряслись – ему понравилось, как старый мошенник коверкает святое писание.
– До монастыря отсюда шесть дней пути. До Горрграта семь с половиной. Если перевал открыт – я перейду в Чергий. Если нет – пройду сколько смогу, загляну к каликвецам. Быть может, Ганса кто-нибудь из них видел.
Он раздраженно всплеснул руками:
– У тебя пустая голова! Ты не думал, что если твой друг умер от ран, то вряд ли он прошел все это расстояние до деревни? С раной он нипочем бы не преодолел такой путь. Если на него кто-то и напал, то это место мы уже миновали.
– Даже с ранениями люди могут жить долго. К тому же нельзя исключать яд. Или волшебство.
– Или он просто споткнулся и сломал шею.
– И эту вероятность тоже нельзя исключать, друг Проповедник. Быть может, он подхватил простуду и умер от соплей.
– Вы, стражи, не болеете.
– Именно об этом я и говорю. Он не мог умереть без причины. И я намереваюсь ее узнать.
– В безлюдных горах? Когда на десятки лиг вокруг никаких следов человека?
– Горы велики, но дорог в них мало. Все эти дни я шел по одной тропе. Если Ганс был на ней, рано или поздно я об этом узнаю. Или в конце концов спрошу у кого-нибудь.