– Я в курсе. Спасибо.

– Ты только обещаешь. А сам лезешь то к маркграфу Валентину, то еще к какой-нибудь, прости Господи, дряни. Все только и ждут, когда тебя можно будет прикончить.

– Твоя забота и беспокойство за мою жизнь очень меня трогают. Но не сгущай краски. Лучше подумай о том, что здесь забыли законники?

– Какую-нибудь мерзость.

Пугало серьезно кивнуло, одобряя эту версию. Орден Праведности находился у него на первом месте среди личных врагов.

– И дорога этих двоих привела их в монастырь каликвецев.

– Троих, Людвиг. Троих. Ты забыл о Гансе. Он тоже пришел туда в то же время, что и они.

– Роман не сказал, когда точно нашли тела. Так что это всего лишь теория, – покачал я головой.

– Даже мой проломленный висок чует, что она верна. Это похоже на тупой анекдот: собрались как-то вместе страж, законник и клирик…

– Умоляю, избавь меня от кабацких шуточек!

– Как хочешь. Но я буду ее придерживаться. Что Ганс не поделил с Орденом? Остается понять причину ссоры.

Я приложил ладонь козырьком, рассматривая открывающуюся впереди дорогу:

– Тысячи причин. И ни одной.

Я шел вдоль Юрденмейда, лежащего на двести ярдов ниже тропы. Он спускался со склона Монте-Розы и огромной серо-белой тушей полз по ложбине, которую пропахал своим телом в базальте – в долинах превращаясь в бирюзовые речные потоки.

Ледник был ребристый, с множеством трещин, в некоторых мерцала синяя талая вода. Стоило облакам закрыть солнце, как лед становился серым и казался грязным, шершавым и очень неприветливым. Но едва яркие лучи касались его, оживал, вспыхивал ярко-голубым и блестел ослепительно-белым. Порой он стонал, и раздавался приглушенный расстоянием звук, словно ломается сухая ветка, – это появлялись новые трещины. Кое-где лед провалился, и из темной бездны торчали лишь сине-голубые неровные колонны, каждая высотой в тридцать ярдов.

Пугало косилось на ледник с интересом, а затем спрыгнуло со склона вниз.

– Что оно там забыло? – спросил Проповедник, впрочем не ожидая от меня ответа. – Провалится в трещину, не выберется. Они небось достают до самого ада.

– Не думаю, иначе здесь бы все растаяло, – усмехнулся я. – Но пропасть в них можно с легкостью. Иногда в расселинах находят замерзших людей, живших задолго до Христа. А в Кантонских землях, как я слышал, два года назад ледник выплюнул нескольких воинов императора Константина со штандартом их легиона.

– Дьявольская шутка все это. Кому охота лежать тысячу лет во льду, чтобы его потом отыскал какой-нибудь кретин вроде Пугала и ткнул палкой? – Он покрутил плешивой головой. – А где монастырь?

– На четыреста ярдов выше. Вон за тем уступом, где ледник делает поворот и спускается в долину.

– А Горрграт?

– Прямо перед тобой. – Я указал в нужном направлении.

Он минуту мрачно молчал, затем умоляюще произнес:

– Скажи, что ты пошутил.

– Увы. Это не шутка.

Отсюда сжатый двумя горами перевал был как на ладони. Серповидная вырезка, буква V, по краям которой спускалось два ледовых поля. Он находился на тысячу ярдов выше нас и казался таким же неприступным, как и тень Монте-Розы, укрывающая его.

– И как ты намерен туда взобраться? Отрастишь крылья? – Проповедник даже посмотрел мне за спину, на тот случай если я вдруг прячу их под курткой.

– Это старая дорога. Она начиналась от монастыря.

– Старая дорога? Часть пути придется преодолеть по леднику.

– Да. Надо будет пересечь долину по Юрденмейду. А дальше во-о-он по той каменистой тропинке. Видишь ее?

– Прекрасно вижу, – ядовито сказал он мне. – Как и ледяную шапку, нависающую над дорогой. Она размером с деревню, и если рухнет на голову, то от тебя не останется даже костей.