– Господин, – снова произнес Арион, – я думаю…

Все повернулись туда, где по стене вдруг поползла трещина. Арион увидел осыпавшуюся на гладкий пол пыль, которую раньше не замечал, она вдруг, мерцая, взлетела в воздух и стала оседать. Возник еще один разлом в стене, побежали во все стороны тонкие прожилки трещин. Цари переглянулись.

– Нужно выйти наружу… – сказал Архидам.

Эфоры двинулись к выходу, но тут произошел сильнейший подземный толчок.

Ариона бросило на спину. Земля под ним вздыбилась, покрываясь рябью, как вода. Гонец разинул рот от изумления – сквозь расколовшуюся крышу он видел солнце. Стены рушились, один из эфоров вскрикнул, придавленный обломками, и затих.

Цари и люди выбежали в вечерний сумрак. Позади них дворец разваливался на части. Земля опять вздрогнула, свалила всех с ног. В воздухе распространился запах сырости и гнили, будто дохнуло из подземного мира. Над руинами дворца облаком висела пыль. Оседая, она покрывала людей с головы до пят. Кожа у всех посерела, на ней виднелись ярко-красные кровавые полосы царапин и порезов. Арион увидел царей Спарты: они стояли, обнажив мечи, словно собрались сразиться с невидимым врагом, который разметал их людей, как малых детей.

Тем временем рокот усиливался. Все, кто был на холме, смотрели вниз, на улицу, а там рушащиеся здания заваливали обломками жителей. Когда солнце село, весь город Спарта лежал в руинах. Храмы и дома превратились в груды мусора. Где-то неподалеку слышались крики, визгливые голоса детей и женщин, стоны, плач.

– Иди в казармы, приведи войско! – велел Архидам.

Военный царь помчался, лавируя между глыбами мрамора и огибая разваливающиеся стены. По улице, все в пыли, брели на шатких ногах люди, окровавленные, ошеломленные.

Арион ждал распоряжений. Он был человеком с Тасоса, не из Спарты, но в такой ситуации кто станет с этим считаться, и он не замедлил спросить спартанского царя:

– Что мне сделать?

– Помоги тем, кто не может выбраться, – не задумываясь, ответил Архидам.

Топот бегущих людей заставил обоих обернуться. Двадцать солдат-спартанцев в развевающихся плащах, с обнаженными мечами шагали сквозь облако пыли. Архидам приказал им идти в разрушенные дома. На глазах у Ариона они стали с удивительной живостью поднимать тяжелые камни, под которыми обнаруживались придавленные руки и ноги, едва различимые в пыли. Некоторые люди, почувствовав облегчение, начинали шевелиться. Многие, очевидно, уже не шевельнутся никогда, застыв в смертном оцепенении.

Подземный рокот стих, и вместо него поднялись крик и плач. Какой-то человек, ослепленный текущей из раны на голове кровью, едва не сбил Ариона с ног. Часть волос у него висела на оторванном от черепа куске кожи, под которым вроде бы белела кость.

– Все закончилось? – испуганно вопрошал мужчина. – Закончилось?

Арион не знал, что ответить, и повернулся к Архидаму с тем же вопросом. Молодой царь покачал головой и с суровой убежденностью произнес:

– Будет еще толчок. Они приходят, как волны на берег.

Мрачное лицо Архидама просветлело, когда вернулся Плистарх, который привел из казарм несколько сотен спартиатов. Некоторые были без сандалий, заметил Арион, кое-кто – в крови, на коже ссадины. Видно, стихия их тоже застала врасплох. Вместе со всеми Арион взялся разбирать завалы в том месте, где из-под камней доносился детский плач. Никто не возражал против того, что он здесь. Покрытые пылью, они все стали одинаковыми.

Грудь Ариона сдавила печаль, когда голос ребенка стал стихать. Наконец они добрались до малыша. Тот едва дышал, грудная клетка у него была расплющена. Удивительно, что он вообще издавал какие-то звуки. Глаза Ариона щипало от слез, он перемещался от одного раненого к другому, за ним – к следующему. Спарта лежала в руинах. Улица за улицей – везде одни развалины. Ни одно здание не устояло, насколько он мог судить. День клонился к вечеру, где-то в отдалении снова послышался рев злости и страха, еще более грозный, чем прежние спазмы земли. Арион выбрался из разрушенного дома посмотреть, что происходит. У всех спартанцев, находившихся рядом с ним, мечи были в ножнах, однако он отчетливо слышал стук железа и бронзы, яростные крики битвы. И это не имело смысла.