– Да.
Павсаний почувствовал, как по коже пробежали мурашки и зашевелились волосы. Интересно, как к этому отнесутся афиняне. Он поднялся.
Юный царь взял его за плечи и поцеловал в обе щеки. Павсаний принял это как знак одобрения. Значит, он останется в живых. Его уже била дрожь, и кожа заблестела от пота.
– Твои корабли стоят в порту Аргоса. Возьми с собой тех, кто тебе нужен. Это я оставляю на твое усмотрение.
Павсаний молча поклонился в ответ. Конечно. Молодой царь стремился избавиться от каждого, кто мог бы поддержать Павсания, если бы тот решил вдруг заявить свои права на власть. Он принял невозмутимый вид, привычный для каждого спартиата, и, взяв царя за руку, поднял ее над головой.
– Ты хорошо послужил Спарте, – произнес эфор.
Один из тех, кто не выказал ему поддержки. Однако Павсаний поклонился. В конце концов, эти пятеро стариков говорили от имени богов и царей Спарты.
В обратном направлении по длинному проходу Павсаний шагал с высоко поднятой головой.
Увидев его и не зная, чего ждать, Тисамен вопросительно поднял брови. Проходя мимо, Павсаний хлопнул его по плечу и позволил себе сдержанную улыбку.
– Идем, мой друг, у нас много дел.
– Так ты доволен? – спросил Тисамен.
Павсаний на мгновение задумался и кивнул:
– Да. Есть хорошая новость. Они дали мне флот!
Часть первая
В удаче великой не думают люди, что могут споткнуться.
Эсхил
1
В темноте триера врезалась в берег со скоростью бегущего человека, с громким шорохом рассекая гальку. За ней тенью последовала вторая. Одна за другой они остановились, наклонившись набок. На третьей кормчие всем весом навалились на сдвоенный руль, направляя триеру к чистой береговой полосе. Внизу, под ними, гребцы – по девяносто на каждый бот – взбивали в пену волны. Побережье обследовали заранее, но ночью все три корабля шли без огней. Люди на скамьях не видели вообще ничего. Стоявший на носу гоплит всматривался в темноту, не обращая внимания на летящие в него морские брызги и готовый в любой момент подать сигнал тревоги.
Третий киль зацепил дно. От резкого толчка стоявшие на палубе люди попадали на колени, а один со сдавленным криком свалился за борт, упал на мелководье и в панике метнулся в сторону. Галька поднялась под ним, словно носовая волна, и вынесла на берег. Распластавшись на земле, он с облегчением уставился в звездное небо.
Некоторое время афинский военный корабль продолжал по инерции двигаться вперед, забираясь выше и выше, пока огромный вес не придавил его к земле. Деревянные балки заскрипели, и триера остановилась. Быстрая и живая в привычной стихии, на берегу она превратилась в нечто неуклюжее и мертвое.
Палуба медленно накренилась. Веревки и лестницы развернулись, словно праздничные ленты, и люди посыпались на берег. Гребцы по оба борта торопливо втянули свои драгоценные весла и тоже выбрались на сушу по песку и камням. Берег здесь спускался к морю полого, что и объясняло решение Кимона в пользу этого места. В ином случае им пришлось бы спускать на воду лодки, брать на буксир оставшиеся на плаву галеры и тащить их на мелководье.
Свои три корабля Кимон направил на берег, как копья. Все афиняне научились грести, меняясь на веслах, как это делала столетия назад команда «Арго». На суше они все, бормоча молитвы богам, брали в руки оружие и щиты. Кимон уже давно обратил внимание на мощные плечи и ноги гребцов, ходивших бесшумно, как кошки, и лазавших ловко, как берберийские обезьяны. По его настоянию гоплиты целыми днями сидели на веслах, набирая физическую силу, а гребцы осваивали навыки владения копьем и щитом. Все гребли и все дрались.