Деревянная часовня на месте покушения на императора Александра II


К 31 декабря 1881 года на первый конкурс поступило 26 работ. Жюри под председательством ректора Академии художеств по архитектуре А.И. Резанова в феврале следующего года определило лучшие из них. Кроме того, был рекомендован к приобретению вариант под девизом «Без труда не видать добра», автор которого проявил повышенное внимание «к сохранению и обделке места катастрофы»[78].


А.И. Томишко. Конкурсный проект храма Воскресения Христова. 1881 г.


В основу проектов крупных петербургских архитекторов А.И. Томишко – обладателя первой премии, И.С. Китнера и А.Л. Гуна, В.А. Шретера, И.С. Богомолова были положены композиционные приемы и формы византийских церквей (в проекте Л.Н. Бенуа преобладали мотивы барокко)[79]. Однако неовизантийский стиль неожиданно отвергли, несмотря на высокий художественный уровень работ. Рассмотрев избранные варианты 23 марта 1882 года Александр III не утвердил ни один из них, так как, по его мнению, они не отвечали характеру «русского церковного зодчества». Поэтому он выразил пожелание, «чтоб храм был построен в чисто русском вкусе XVII столетия, образцы коего встречаются, например, в Ярославле», и что «самое место, где император Александр II был смертельно ранен, должно быть внутри самой церкви в виде особого придела»[80].


И.С. Китнер. Конкурсный проект храма Воскресения Христова. 1881 г.


Александр III, следуя примеру Николая I, ориентировал архитекторов на самобытную традицию, но, в отличие от него, указал более конкретный круг прообразов. Чем объяснялся такой выбор? Создание храма-памятника «в чисто русском вкусе XVII столетия» служило метафорой приобщения Петербурга к заветам старомосковской Руси. Напоминая об эпохе первых Романовых, сооружение символизировало бы единство царя и государства, веры и народа. Тем самым мемориал убитому императору приобретал значение памятника российскому самодержавию вообще.

В марте-апреле 1882 года спешно провели второй конкурс. Перед его участниками ставилась сложная, даже парадоксальная задача: в течение месяца заново создать образец ретроспективного национального стиля! Правда, решение ее не требовало глубокого проникновения в сущность древнерусского зодчества, а могло ограничиваться репродуцированием или интерпретацией заданного круга памятников XVII века. С точки зрения официальной идеологии, они представали свидетельствами высшего развития самостоятельных форм русской государственности, возрождения страны после

Смутного времени под эгидой династии Романовых и православной церкви. В церковных сооружениях той поры отразились вкусы широких слоев населения, и вместе с тем это был стиль «эпохи московских царей», или, точнее, «романовский стиль».

Разумеется, обращение к зодчеству XVII века не было инспирировано только сверху. Очень важную роль сыграли изменения во взглядах архитекторов и историков на наследие отечественной старины. На рубеже 1870-1880-х годов сложилось мнение, что поворот древнерусской архитектуры к самобытности произошел в середине XVI века в Москве. Освободившись от византийских и итальянских влияний, отечественное зодчество в следующем столетии стало полностью своеобразным. Именно памятники того времени глубоко воплотили национальные эстетические вкусы и духовные идеалы. Эту точку зрения, изложенную в знаменитом труде французского теоретика Э.Э. Виолле ле Дюка, разделяли Л.В. Даль, Н.В. Султанов, А.М. Павлинов и другие теоретики русского стиля. (Для И.Е. Забелина таким памятником являлся храм Василия Блаженного.)