Но не все прожектеры того богатого проектами времени были так сумасбродны, как Чамберлейн. В числе их был Уилльям Петерсон, проницательный, если не всегда осторожный, мыслитель. Из его прежней жизни мы знаем почти только то, что он был шотландец и некоторое время жил в Вест-Индии. Он был миссионером, по словам его друзей, флибустьером, по словам врагов. Судя по всему, природа дала ему избирательный ум, пылкий характер и большую способность внушать свои убеждения другим; а где-то в своей страннической жизни он превосходно изучил бухгалтерию.

В 1691 г. он представил правительству проект национального банка; проект был хорошо принят и государственными людьми, и негоциантами. Но прошло два-три года, и все еще ничего не было сделано до весны 1694 г., когда явилась необходимость найти какой-нибудь новый источник для покрытия расходов. Тогда Монтегю серьезно взялся за проект бедного и безвестного шотландского авантюриста. Ближайшим помощником Монтегю был Майкл Годфри, брат сэра Эдмондсбери Годфри, печальная и загадочная смерть которого произвела за 15 лет до того страшный взрыв народных страстей. Майкл Годфри был один из умнейших, честнейших и богатейших торговых князей Лондона. Он, как и следует ожидать по его родству с мучеником протестантов, был усердный виг. Его сочинения, дошедшие до нас, показывают в нем человека с сильным и светлым умом.

Монтегю и Годфри стали горячо хлопотать об осуществлении проекта Петерсона, Монтегю – в палате общин, Годфри – в Сити. При комитетском рассмотрении бюджета доходов палата одобрила проект, и в нее внесен был билль, заглавие которого послужило источником для множества сарказмов. И точно, нелегко было отгадать, что «Билль об учреждении новой пошлины с корабельных грузов в обеспечение тех лиц, которые дадут в заем суммы, потребные для ведения настоящей войны», что это билль, создающий величайшее из всех когда-либо существовавших коммерческих учреждений.

Билль говорил, что правительство займет 1 200 000 фунтов под 8%, – проценты, считавшиеся тогда умеренными. Чтобы привлечь капиталистов быстро дать деньги на условиях, столь выгодных для нации, заимодавцам дается право составить корпорацию, которая будет называться «Управляющий и Компания Английского Банка». Эта корпорация не будет иметь никакой привилегии и не будет иметь права вести какие бы то ни было коммерческие обороты, кроме торговли векселями, звонкой монетой и драгоценными металлами и просроченными кредитными бумагами.

Когда публика узнала об этом намерении, началась бумажная война, не уступавшая яростью полемике между присягнувшими и неприсяжниками или между Старой и Новой Ост-Индскими компаниями. Прожектеры, планы которых не были приняты правительством, набросились как бешеные на своего более счастливого товарища. Все серебряки и ростовщики подняли яростный вопль. Недовольные тории предрекали погибель престолу. Замечательно, что банки и короли никогда не уживались вместе, говорили они. Банки – республиканское учреждение. Венеция, Генуя, Амстердам, Гамбург имеют цветущие банки; но кто когда слыхивал о французском или испанском банке?[141] Недовольные виги, наоборот, предрекали погибель свободе. Банк – это такое орудие тирании, которое страшнее всякой Верховной комиссии, Звездной палаты, страшнее даже 50 000 солдат Кромвелля, говорили они. Все богатство нации будет в руках «Грузового банка» (