Изабелла не переставала изумляться, что подобный район может существовать всего в двадцати минутах ходьбы от великолепия и роскоши Кадогэн-сквер. Отель «Лорд Китченер» был столь же запущен и жалок, как и его управляющая. Изабелла просто не могла поверить, что это и есть та самая женщина, что когда-то царила в огромном замке Велтевердена. Самым ранним детским воспоминанием Изабеллы была ее мать в длинном бальном платье, с желтыми бриллиантами из копей Кортни в Хани, сверкающими на гладкой белоснежной шее и в мочках ушей, с высокой пирамидой темно-каштановых волос, венчающей прелестную головку; она величественно спускалась по крутой мраморной лестнице. Изабелле прежде в голову не могло прийти, какое ужасное разочарование, какие душевные муки скрывались за этой царственной внешностью.

Теперь же некогда восхитительные волосы Тары поседели, и она сама красила их дешевыми красителями, придававшими им всевозможные оттенки, от рыжевато-бронзового до темно-фиолетового. Безупречная шелковистая кожа, унаследованная Изабеллой, высохла, пожелтела и покрылась морщинами; видно было, что за ней совсем не ухаживали. Между носом и щеками образовались толстые складки, лицо усеяно черными точками грязи, застрявшей в увеличенных порах, а вставные зубы были слишком велики для ее рта и портили изящную линию губ.

Она бросилась вниз по ступенькам от двери гостиницы навстречу Изабелле в облаке едких одеколонных паров. Изабелла обняла ее; чувство вины явно увеличивало силу объятий.

– Дай-ка я посмотрю на мою дорогую доченьку. – Тара отстранилась от Изабеллы, и взгляд ее тут же упал на живот. – Ты стала еще красивей, Белла, если, конечно, это вообще возможно; впрочем, в причине этого сомневаться не приходится. Ведь ты носишь в себе маленький комочек радости и счастья.

Улыбка Изабеллы заметно скривилась, но она постаралась сдержать свое раздражение и никак не отреагировала на подобный комплимент.

– Ты хорошо выглядишь, мамочка, – то есть, я хотела сказать, Тара.

Тара была одета как типичный воинствующий левак: бесформенный серый кардиган поверх длинного ситцевого старушечьего платья и открытые коричневые мужские сандалии.

– Уж сколько месяцев прошло, – жаловалась Тара, – почти что год, а ведь ты живешь в двух шагах отсюда. Ты совсем забыла свою старую мамулю.

Майкл ловко вмешался в их беседу и прервал поток ее жалоб, обняв с неподдельной теплотой и искренностью. Она театрально высказала ему свою материнскую любовь:

– Микки, ты всегда был самым нежным и любящим из всех моих детей.

Изабелла почувствовала, что ее улыбка становится все более натянутой. «Интересно, – думала она, – сколько еще мне придется здесь проторчать и когда наконец представится случай улизнуть». Она знала, что это будет нелегко и вряд ли она может рассчитывать на помощь Майкла. Тара взяла их обоих под руки – Майкл по одну сторону от нее, Изабелла по другую – и торжественно повела в гостиницу.

– Я приготовила для вас чай и печенье. Я просто места себе не находила с той самой минуты, когда Майкл позвонил и сказал, что вы приедете.

В это субботнее утро гостиная отеля «Лорд Китченер» была переполнена постояльцами. В воздухе висело густое облако табачного дыма и слышался монотонный гул голосов, что-то лопотавших на суахили, гуджарати и коса. Тара по очереди представила их всем присутствующим, включая тех, кого Изабелла уже встречала во времена предыдущих визитов.

– Мой сын и дочь из Кейптауна, из Южной Африки.

И она замечала, как многие из них вздрагивали, услышав название страны.