Он неловко разжал пальцы – и золотой фунтовый шарик тяжело ухнул в снег, пробив его и скрывшись с глаз.

– Потеряете, Николай Флегонтович! – ойкнула Лиза.

– Да пустяки какие, было б о чем горевать… – с некоторой рисовкой произнес Самолетов, не делая никаких попыток нагнуться. – Один уж посеял в Петербурге, покидая ресторацию и будучи, по совести признаться, весел… А вот самое смешное, что мог он у крылечка до-олго пролежать, – кто ж сообразит, что этак вот буднично фунт золота валяется в пыли…

Все же, присев на корточки, он небрежно запустил пальцы в дыру, нашарил свою игрушку, вытащил, смахнул снег. Глядя через плечо поручика, удовлетворенно сообщил:

– Ага! Митрошка бежит, ужин разносит… Пора и мне в свое походное пристанище. Заглядывайте, Аркадий Петрович, если надумаете в видах коньячку. Мое всегдашнее почтение, Елизавета Дмитриевна! Он церемонно раскланялся и направился к своему возку. Лиза откровенно улыбалась.

– Аркашенька, милый… – сказала она со вкрадчивой насмешкой, – очень глупо терзаться ревностью, когда никаких поводов и нет вовсе…

– Я не терзаюсь, – насупясь бросил поручик.

– Терзаешься, я вижу… Глупо. Ты его еще на дуэль вызови за самые невинные разговоры.

– А хорошо бы, – мечтательно сказал поручик.

– Мальчишка. Как тебя только в Петербург присмотрели… И что же ты там будешь делать со своей негасимой глупой ревностью? Там столько блестящих светских кавалеров – всех на дуэли не перестреляешь, как ни старайся…

– Не обольщайтесь, дражайшая Лизавета Дмитриевна, – сказал Савельев с улыбкой. – В конце концов, еще вилами на воде писано, что мне непременно предложат Петербург. Санкт-Петербургский военный округ, знаете ли, велик и не из одного блестящего Петербурга состоит. Загонят в чухонскую дыру, в заурядный пехотный полк…

– Ты так уверен? Пожав плечами, поручик ответил откровенно:

– Да просто-напросто побаиваюсь лелеять чересчур уж дерзкие фантазии. Если и в самом деле определят в какой-нибудь захолустный полк, не так обидно будет…

– Давай думать, что нам все же повезет, – она мечтательно прищурилась. – Петербург… Дворцы, проспекты… И все это не на картинках… Что ж ты меня взглядом ешь, как прилежный унтер – ротного командира?

Придвинувшись вплотную, поручик тихонько признался:

– Побыть бы с вами, Лизавета Дмитриевна…

– Условия не благоприятствуют, Аркадий Петрович, – не без грусти, однако с обольстительной улыбкой ответила так же тихо молодая супруга. – Потерпите уж до цивилизованных мест, а мы завсегда исполнительные…

Ах, как кровь барабанила в виски! Так бы и сграбастал, несмотря на неблагоприятные окружающие условия… Лиза даже чуточку порозовела под его взглядом.

Тут их возка и достиг Митрошка, прислуга за все в обозе. Переводя дыхание, неуклюже протянул Лизе мельхиоровый судок, исходивший вкусным паром:

– Извольте, барыня, отужинать…

Не теряя времени, развернулся и припустил к большому возку, где Ефим Егорыч Мохов наладил нечто вроде походной кухоньки, чтобы хоть раз в сутки порадовать «чистую публику» горячим блюдом, пусть и единственным. Дело тут, конечно, не в доброте душевной, а в купеческом расчете: чем больше удобств, тем больше и прибыль. Разнообразия, конечно, не имелось: либо пельмени, либо разогретые мясные щи, замороженные перед поездкой аккуратными кусками, – но лучше все же, чем ничего, благо чай вскипятить можно и в возке, на собственной бульотке.

Судя по запаху, на сей раз достались пельмени.

– Подожди минуточку, сейчас я все налажу… – сказала Лиза и, осторожно держа судок на весу, исчезла в возке.