У Лоры отвисла челюсть, из уголков рта на подбородок, заполняя складки обвисшей кожи, потекли струйки слюны. Скривив губы, конвульсивно всколыхнув дряблой, точно тесто, грудью, победительница подняла пузырь еще выше. Лицо ее исказила отвратительная, дикая гримаса, жирные бока и живот жутко затряслись, заходили ходуном… и пузырь «Уорлдкрафт», с размаху брошенный ею вниз, под ноги, лопнул, разбившись о помост сцены.

Лопнув, пузырь разлетелся на тысячу кусочков. Осколки стекла, обломки металла и пластика, шестерни, поперечины, трубки и прочие жизненно важные части деликатного механизма, приводящего пузырь в действие, брызнули во все стороны веером.

В зале тотчас же разверзся кромешный ад. Все прочие мировладельцы тоже принялись крушить, ломать, топтать собственные миры, дробя каблуками хитроумную электромеханическую начинку выставленных на Конкурс пузырей. Охваченные исступлением, вырвавшимся на волю по сигналу Лоры Беккер, не помня себя, все вокруг – и мужчины, и женщины – затряслись от страсти, от похоти, достойной Дионисийских оргий, один за другим разрушая, губя миры, старательно сотворенные собственными руками.

– Господи, – выдохнула Джулия, со всех ног ринувшись к выходу, и Лонгстрит с Халлом последовали за ней.

Лица блестят от пота, глаза горят лихорадочным, безумным огнем… Бессмысленно разинутые рты, ничего не значащие выкрики… Разорванная в клочья одежда сброшена на пол… Отчаянный визг поскользнувшейся, упавшей под ноги буйной толпы девушки тонет в поднявшемся шуме. За первой жертвой толпа сминает вторую. Общее исступление туманит головы. Толчея, вопли, стоны… и отовсюду, со всех сторон слышен жуткий, несмолкающий звон бьющегося стекла и скрежет металла, возвещающий гибель новых и новых миров.

Бледная от ужаса, Джулия едва ли не волоком вытащила Халла за порог и, содрогнувшись, прикрыла глаза.

– Я знала… предчувствовала. Три дня все к этому вот и шло. Все… все миры до единого – вдребезги… собственными руками…

Следом за Халлом с Джулией из зала вышел Барт Лонгстрит.

– Идиотизм какой-то, – сказал он, дрожащей рукой поднося к сигарете спичку. – Какой бес в них вселился? И ведь это уже не впервые. На прежних Конкурсах тоже порой ни с того ни с сего начинали ломать, крушить собственные миры. Зачем?! Чего ради?!

Халл подошел к спусковой трубе.

– Поехали с нами, Барт. Позавтракаем… и я расскажу, что сам обо всем этом думаю, а там уж – хочешь верь, хочешь нет.

– Секунду! – Барт Лонгстид выхватил из рук приблизившегося робанта свой «Уорлдкрафт». – Моя конкурсная работа. Не хотелось бы ее потерять.

Спрятав пузырь, он поспешил за Джулией с Халлом.

– Еще кофе? – спросил Халл, оглядев остальных.

– Не нужно, – пробормотала Джулия, со вздохом откинувшись на спинку кресла. – С меня достаточно.

– А я выпью, пожалуй, – сказал Барт, подтолкнув свою чашку к робокофеварке. Кофеварка, наполнив чашку, вернула ее назад. – Хорошо ты тут устроился, Халл. Уютно.

– Разве ты у меня здесь еще не был?

– Нет. Я ведь уже сколько лет к вам, в Канаду, не наезжал.

– Давай послушаем твои догадки, – негромко напомнила Джулия.

– Да, верно, – спохватился Барт. – Валяй. Я весь внимание.

Халл, сделав паузу, задумчиво взглянул через уставленный тарелками стол в сторону вещицы, мирно лежащей на подоконнике. В сторону работы, выставленной на Конкурс Бартом, заключенной в пузырь от «Уорлдкрафт».

– «Собственный мир для каждого», – с сарказмом процитировал он. – Вот уж лозунг так лозунг…

– Пэкмен его сам придумал, – напомнил Барт. – В молодости. Почти век тому назад.