Об этом случае рассказал Чагину сам становой, который частенько посещал Благовещенск и лично знал хозяйку заведения, немку, а также убитую – по его словам, добрую ласковую бабу шести пудов весом.

Чахоточный худосочный Тимоша, Немочь, как прозвали студента в бараке, был, сразу видать, не жилец. В оборванном армяке, с длинными спутанными волосами, он едва поднимался с утра на работы, а с шахты тащился уже и вовсе из последних сил. Кашель его мучил все сильнее с каждым днем, и арестанты стали жаловаться, что новенький разносит по бараку заразу.

Особо невзлюбил студента полтавский мещанин по фамилии Хвороба, бледный и полный, с белесыми навыкате глазами. Он всякий раз находил случай обложить ругательством или даже ударить больного локтем в живот.

И в этот раз, когда арестанты тащились с рудника по грязному, подтаявшему майскому снегу, Хвороба оглянулся на охранного солдата и нарочно подставил Тимоше подножку. Когда студент упал, он пнул его тяжелым от заскорузлой грязи сапогом.

– У, Немочь, ползет, как вша в корсете.

Остальные рабочие угрюмо и равнодушно шли мимо. Только Чагин наклонился, чтобы помочь Тимоше встать. Услышал, как тот бормочет молитву.

– Дева пречистая, пресвятая Богородица, убогих заступница, печальных утешение, нагих одеяние, больных исцеление, грешных спасение…

В который раз голос студента показался ему знакомым. И молитву он вроде бы уже слышал из этих уст.

Хвороба, воспользовавшись замешательством Чагина, оттеснил того и подцепил упавшего Тимошу за ворот кафтана, потянул по дороге.

Хрипя, задыхаясь, Тимоша пытался отцепить от себя руки обидчика и колотил тощими ногами по грязи. Солдат с ружьем, замыкающий строй, смотрел в сторону, а нарядчик, едущий на лошади впереди колонны, дремал, повесив голову.

– Шибче молись, Тимошка, быстрей помрешь, – шипел Хвороба, мучая слабого товарища из одного только удовольствия, как злые дети мучают кошку.