– Да так… получилось.

Я сменил трусы и принялся готовить завтрак. А потом заехал Слава и мы отправились к Гольдбергу. На серой корефановой «Волге», потому что машины у меня уже не было.

В ту страшную ночь леший завёл меня в дремучую чащобу, откуда я выбирался до следующего вечера. В этой глухомани не то что населённых пунктов, дорог-то было не сыскать. Когда, наконец, болотами вышел к берегу Сосницы, мой лагерь остался далеко вверх по течению, но в одиночку сунуться туда я не решился. Почему-то казалось, что идолы спрячутся за деревьями и будут ждать, затаясь, а потом выйдут, окружат и примутся сжимать кольцо, пока не встанут вплотную плечом к плечу сплошною каменной стеной. А что произойдёт дальше и думать не хотелось.

Теперь-то я поверил в магию, а вот в тот злосчастный день, скитаясь в дебрях, я едва не обезумел, пытаясь найти правдоподобное объяснение случившемуся. Какие только версии не перебрал. Дошёл до того, что приписал увиденное воздействию галлюциногенного газа, пробившегося из песчаного слоя со дна раскопа. И думал даже, что блуждания мои по лесу только кажущиеся, а на самом деле я лежу на поляне и вижу кошмарный сон. Или, ещё круче, валяюсь в яме и безостановочно брежу, продолжая вдыхать ядовитый газ. Последняя догадка и в самом деле едва не свела меня с ума, особенно, когда я настойчиво и безрезультатно пытался разбудить себя, чтобы вылезти из отравленной канавы. Кстати, проснуться почти получилось. Но, слава Богу, обошлось.

Спустя пять дней, когда мы со Славой навестили проклятое место, «Нивы» я не обнаружил. Исчезла и палатка со всеми вещами – кто-то там всё же побывал. Из местных, наверное. Оставили одну лопату, не соблазнившись подержанным видом. Кажется, Слава моей истории не поверил, и хотя прямо не сказал, видно было, что она внушает ему изрядные сомнения. Не убедили его даже идолы. Истуканы, кстати, стояли полукругом, словно и не было подземного заточения, и вид у них (во всяком случае, мне так показалось) был очень довольный.

Такие вот симарглы.

После этого случая я перестал быть завзятым материалистом и с атеизмом тоже покончил навсегда. Теперь я верил Онкифу Поснику, честно предупредившему: «Если не останется детей моих, никому нельзя брать котёл, потому что кумиры будут сокровище стеречь и вору, который на него покусится, творить чары». Берестяную грамоту я уже перечитал несчётное количество раз и знал её наизусть. Ну ведь предупреждали дурака! По-хорошему предупреждали. Нет, не послушался. Получается, сам виноват. Человек хотел уберечь свои деньги, а методы… Да что там методы, они у каждого времени свои. Сейфов и сигнализации новгородские язычники не знали, пользовались, чем могли. А если на голове прибавилось седых волос, в этом только моя вина.

И всё же не давала покоя одна мысль. Что было бы, если б там, на болотах, мне удалось разбудить себя?

Впрочем, я никому её не высказывал.

Совещание состоялось в библиотеке, где нас поджидал Вадик. Вероятно, Давид Яковлевич тем самым демонстрировал более высокую степень доверия. Ранее наши беседы проходили исключительно в гостиной, смежной с прихожей залой. Теперь Гольдберг устроил заседание в приличествующем истинным джентльменам помещении. Или ему было непристойно держать родственника в гостиной, кто знает? Библиотека у Давида Яковлевича была внушительной, как, впрочем, всё в его квартире. Наверное, это очень удобно – разместить библиотеку в отдельной комнате! Я, например, не мог позволить себе такой роскоши и оборудовал стеллажами спальню или, учитывая количество книг, спал в библиотеке.