МАША-ЖЕНА. Как президента.

МАРЛЕН. Умница! Очень перспективное имя.

Возвращается Володя с вантузом.

ВОЛОДЯ. Не пробить. Вызывайте специалиста.

МАРЛЕН. Я еще и дерьмом должен заниматься? Сам вызови!

ВОЛОДЯ. Денег стоит.

МАРЛЕН. Что ж вы ко мне сегодня пристали с деньгами! Вызывай, наскребу.

МАША-ЖЕНА. Папочка, а можно Вова меня куда-нибудь свозит?

МАРЛЕН. Тебя же тошнит.

МАША-ЖЕНА. Мне в машине гораздо лучше…

МАРЛЕН. Ну ладно. Володя, покатаешь часок. В магазины не заезжать.

ВОЛОДЯ. Есть, шеф!

МАША-ЖЕНА. А можно он мне поможет собраться?

МАРЛЕН. Помоги Марии Павловне собраться. И уезжайте, уезжайте куда-нибудь! Я с ума с вами сойду.

Володя и Маша-жена скрываются в комнате. Звонит телефон.

МАРЛЕН(в трубку). Вася?.. Хорошо, что перезвонил. Заедешь?.. С дарами?…Да, опять чудит. Еле жив, а сиделку замуж зовет. Седина в бороду – бес в ребро. На тебя вся надежда. Жду!

Колеблется. Отпирает бар и выпивает рюмку, потом устало опускается в кресло. Сверху доносится веселое тирольское пение.

Та же гостиная. В каталке дремлет Барабаш. По бокам сидят Оксана и переводчик Турусов. Она читает журнал «Вопросы истории», он – «Вопросы языкознания». Оксана прислушивается к дыханию старика.

ТУРУСОВ. Жив?

ОКСАНА. Дышит. Не дай бог помрет, куда пойду, даже не знаю…

ТУРУСОВ. Устроитесь по специальности. Не век же в сиделках ходить.

ОКСАНА. Не смешите, Николай Карлович! Кому в Москве нужны специалисты по истории Украины, да еще из Харьковского университета? Тут своих доцентов как собак нерезаных. Даже в школу учительницей не возьмут.

ТУРУСОВ. Почему?

ОКСАНА. Учебные программы разные. За годы незалежности у нас столько всего напридумывали… Стыдно повторять. Я ведь и с мужем из-за этого, можно сказать, разошлась…

ТУРУСОВ(придвигаясь к ней). Так вы теперь, значит, совсем одиноки?

ОКСАНА. Мы с мужем на одной кафедре защищались. Я ему говорю: Степан, ну какие еще укры в Древней Греции! А он аж трясется: «Ахилл был укром, и Гомер был укром, и Христос был укром. Мы – самый древний народ в мире!»

ТУРУСОВ. А разве не евреи самые древние?

ОКСАНА. Евреи – младшая ветвь палестинских укров.

ТУРУСОВ. Но это же бред!

ОКСАНА. Конечно! Но за этот бред теперь академиками становятся. Какое-то массовое помешательство. Нельзя любовь к своему народу или классу превращать в шизофрению. А Степан просто сошел с ума…

ТУРУСОВ. И куда же он подевался?

ОКСАНА. Не знаю. Я уехала. В Луганск. Наверное, записался в какой-нибудь батальон вроде «Айдара», воюет с ватниками. А может, убили его, дурака, под Волновахой. Я иногда думаю: вдруг это он мамин дом в щепки разнес? Степан в армии артиллеристом был…

ТУРУСОВ. М-да, история…

ОКСАНА. Ладно. Для меня он в любом случае умер. У вас-то как дела? Нашли Теодору невесту?

ТУРУСОВ. Ищем. Ходим по ночным клубам. Теодор пьет, танцует, с девицами знакомится, а я сижу в уголке и учу готландский диалект…

ОКСАНА. В таких условиях?

ТУРУСОВ. Да уж, это вам не профессорский зал Ленинки. Обожаю библиотечную тишину! Слышишь, как мимо проплывают мысли гениев.

ОКСАНА. Мы с мужем тоже из университетской читалки не вылезали. Своего жилья в Харькове не было, в аспирантском общежитии шумно. Сидели до закрытия. Степа достанет печенюшку, я потихоньку откушу, а он – хрусть на весь зал! На нас обернутся, а мы в Грушевского уткнемся и от смеха давимся.

ТУРУСОВ. А у меня диссертация по Грильпарцеру. Это такой поэт, австрийский. (С жаром декламирует.)

ОКСАНА(перебивая). Я не знаю немецкого.