Чарныш послал подводы, чтобы вывезти лес из местечка Комышное, принадлежавшее к ранговым имениям гадяцких полковников. Иван Федорович и после назначения генеральным судьей не хотел отказываться от своих бывших владений, чем вызвал крутые и решительные меры со стороны Милорадовича, который прислал в Комышное ротмистра с двумя волохами[24], дабы навести должный порядок.

Явившись в Комышное, ротмистр и его помощники избили местных казаков, державших руку Чарныша, а затем арестовали подводы, присланные от генерального судьи. Мало того, Семен Волошин, слуга Милорадовича, присланный в Комышную «на резиденцию», запретил войту[25] и его подчиненным ходить с докладом к Чарнышу и приказал, чтобы пана судью больше не слушали. Волошин везде приставил сторожей и забрал себе ключи, а дворнику в имении Чарныша не оставил даже запаса продуктов. Кроме того, лошади генерального судьи, находившиеся в стойле, были выгнаны на вольный выпас (поздней осенью!), и сторожам было велено не давать им ни клочка сена.

Народ, испытавший на себе нелегкое бремя правления предшественника Милорадовича, льстил себя надеждой, что новый гадяцкий полковник будет более покладистым и добрым паном, поэтому открыто выражал свою радость по причине удаления Чарныша из Гадяча. Вскоре, однако, комышанцы и другие поняли, что попали из огня да в полымя, но кто же в эпоху крутых перемен дружит со здравым смыслом и предполагает худшее?

Тяжба за Комышное, насколько было известно Полуботку, то затухая, то разгораясь, как костер в степи под порывами ветра, длилась до сих пор.

Черниговский полковник не ошибся: при имени Милорадовича Чарныш взвился, будто его кто-то шилом уколол в мягкое место. В запале генеральный судья даже кубок свой опрокинул.

– Я эту сволочь все равно прижму! – вскричал он, брызгая слюной и хлебными крошками. – Он думает, что оскорбление, нанесенное генеральному судье, можно легко простить и забыть. Как бы не так! А еще я хочу разобраться с некоторыми своими бывшими холопами, посмевшими лаять на меня, как псы из подворотни.

– Это кто ж такие?

– Один из них, думаю, тебе хорошо известен. Стефан Яценко, бывший сотник комышанский. А с ним Иван Зенкувский, Яков Ковтун, Грицко Римаренко и хорунжий Семен Передереенко.

– Что да, то да… – согласился Полуботок. – С Яценко мы ходили на Крым. Дерзкий казак. Но воевал неплохо.

– Тьфу на все его боевые заслуги! – Чарныш злорадно ухмыльнулся. – У меня на столе уже лежит бумага, подписанная комышанской управой: сотником Иваном Крупкой, городовым атаманом Трофимом Гречаным, войтом Федором Дирдой и бурмистром Дорошем Гриценко. В нем перечислены все деяния бунтовщиков во главе с Яценко, а также их подстрекательские речи. Так что холопы свое получат, можешь не сомневаться. А там придет черед и Милорадовичу.

«А не обломаешь ли ты свои зубы о Милорадовичей? – подумал Полуботок. – Они у государя в чести…»

Михаил Милорадович был выходцем из Сербии. Царь Петр, готовясь в 1711 году к войне с турками, искал среди турецких славян искусных агентов. Одним из них стал серб Михаил Милорадович, оставшийся после войны в России вместе с братьями Гаврилой и Александром. Полуботок тоже не любил Милорадовича; он был наслышан о зверствах нового полковника по отношению к казакам гадяцкого полка. Не отставала от Милорадовича и его жена, дочь генерального есаула Бутовича, позволявшая себе измываться над прислугой.

– Это да… – сказал он неопределенно. – А давай, Иван, под вареники выпьем сливянки. Знатная сливянка в прошлом году получилась. Сливы уродились, что детский кулачок.