– Непременно! – Петр Степанович Котляревский, уроженец Малороссии, был, наверное, лет на двадцать моложе Карягина, однако успел уже отличиться в персидской войне, получив за мужество и доблесть ордена Святого Иоанна Иерусалимского и Святой Анны 3 степени: – Подпоручик Гудим-Левкович сегодня пожаловался на состояние лафетных стволов.

– А раньше он куда смотрел? – Слышно было, как шеф 17-го Егерского полка в раздражении отбросил карандаш.

Некоторое время майор Котляревский перечислял, то и дело сверяясь со своими пометками, сколько имеется и сколько надобно еще заготовить овса, белых сухарей, мешков соли и прочего. К тому же, кроме водки и хлеба солдатам в поход полагалось по два фунта мяса.

– Петр Степанович, у вас еще что-то?

– Изволите ли видеть, Павел Михайлович, в полковой казне даже с учетом произведенных расходов на закупку продовольствия и фуража образовался некоторый остаток. Полагаю, недурно было бы раздать солдатам по полтине… или по рублю…

Многие из нижних чинов успели за долгие годы службы обзавестись женами и детьми, которые проживали в особых слободах. И хорошо, если они перед походом могли оставить своим семьям какие-то средства к существованию.

– А господам офицерам – выплатить половинное жалованье за будущий месяц?

Это предложение также было разумным и правильным – покидая обжитой гарнизон, всем офицерам, особенно молодежи, следовало рассчитаться по обязательствам и по долгам перед местными обывателями, сделать некоторые закупки в дорогу…

Поэтому Карягин не стал возражать:

– Одобряю! Пишите приказ.

В качестве шефа 17-го Егерского полка он имел полное право единолично отдавать распоряжения такого рода – тем более что командир полка майор Лисаневич с шестью ротами отборных егерей, с тридцатью казаками и тремя орудиями уже давным-давно отбыл из города для обороны крепости Шуша.

– Что сообщают лазутчики, Петр Степанович?

– Пока ничего достоверного, – покачал головой Котляревский. – Однако нам удалось найти проводника.

– Кто такой?

– Здешний армянин по имени Вани.

– Вани-юзбаши[2]? Старший сын Арютина Атабекова?

– Так точно, Павел Михайлович.

– Знаю, знаю эту семью… – полковник Карягин кивнул одобрительно. – И про самого Вани слышал, что надежный и толковый юноша. Но ведь он, кажется, почти не понимает по-русски?

– В походе при нем будет состоять переводчик.

Мы об этом также договорились.

– Похвально, похвально… – полковник сделал несколько шагов по комнате и, судя по всему, опять решил вернуться к документам:

– Это что у вас написано такое, Петр Степанович?

– Вино виноградное. Два бочонка. Полагается по довольствию для господ офицеров.

– Брать не станем! Пусть вино будет только солдатское, хлебное – оно и для здоровья в здешнем климате полезнее, да и рану, если что, промыть можно.

– Кстати, да, относительно раненых и больных, – майор Котляревский взял в руки записку от полкового цирюльника. – Я попросил Ивана Карловича доложить, сколько нижних чинов у него в лазарете. Вот, извольте… картина весьма и весьма огорчительная.

За последние месяцы боевых потерь в 17-м Егерском полку почти не было. Однако число солдат, не способных стоять под ружьем и нести полноценную службу, в это время не только не уменьшалось, но, напротив – значительно подросло. Несмотря на угрозу строжайшего наказания, невзирая на постоянные уговоры и разъяснения старослужащих, молодежь потихоньку таскала и ела в окрестных садах немытые, недозрелые фрукты, пила грязную, теплую воду. Из-за этого в гарнизоне кровавый понос и гнилая лихорадка косили не только рядовых егерей, но даже унтер-офицеров…