«Надо бы чуть сбавить», – подумал я.

Однако вносить изменения в темп бега на ходу очень непросто, да и неудобно, поэтому я решил продолжать бежать в своем ритме. Тем более что оставалось еще две трети дистанции. Второй забег я пробежал приблизительно с тем же результатом, что и первый, – где-то на полторы секунды быстрее, чем было нужно.

Я посмотрел на Клайда – он снова молчал. А у меня словно выросли крылья. Я чувствовал, что нахожусь в своей лучшей спортивной форме, и, хотя уже через девяносто секунд мне нужно было бежать последний из трех забегов, я знал, что если захочу, то могу бежать его и через двадцать секунд. Но этого делать нельзя. Так же, как нельзя бежать тренировочный забег на максимуме. Но я был готов к этому.

Поэтому последнюю, третью, 200-метровку я побежал строго после окончания второго интервала на отдых, то есть опять ровно через девяносто секунд. Я снова прекрасно пробежал первый пятидесятиметровый отрезок и, когда вновь понял по сигналу, что опережаю график забега, почувствовал дополнительный прилив сил. На отрезках 100 и 150 метров я еще больше увеличил свое преимущество. На этот раз мой результат на финише был на две с половиной секунды быстрее! Итак, 21,5 секунды – в первом и во втором забегах и 20,5 секунды – в третьем.

Я пошел по дорожке, по направлению к линии старта. Обычно Клайд подходил туда же, я ему рассказывал о своем самочувствии во время забегов, а он сообщал мне их точные результаты. Но на этот раз все было не так, как обычно. Вместо этого он прямиком направился в свой офис, который находился прямо под трибунами. Когда я подошел к офису, он уже выходил из дверей, держа в руке свой тренерский блокнот.

– Спокойно, без паники, – сказал он и протянул мне свой секундомер, на котором были зафиксированы окончательные результаты всех трех забегов: 21,4; 21,2; 20,1.

– И это при том, что ты бежал не в шиповках, а в простых кроссовках, – добавил он.

У нас с Клайдом вообще очень много общего. Мы одинаково мыслим, одинаково прилагаем максимум усилий для достижения результата, и, если наши старания приносят желаемый результат, мы не считаем, что настало время расслабиться и праздновать. Поэтому мы оба знаем, что, если я показал тот результат, на который способен, значит, мы оба все сделали правильно. Сейчас я работаю с одним спортсменом, который все время, когда я спрашиваю его о том, как проходит тренировочный процесс, говорит мне, что и ему, и его тренеру кажется, что они несколько опережают график.

– Значит, ваш график неправильный и его надо срочно менять!

Я думаю только так.

В тот день и я, и мой тренер Клайд поняли одно – через неделю в Атланте я действительно готов стать чемпионом.

– Сено на своем месте – в сарае, – сказал он мне тогда, – теперь мы готовы.

Хотя даже тогда я все равно допускал мысль о том, что могу и не выиграть. Ведь у меня уже был печальный опыт 1992 года, когда я вроде бы тоже делал все правильно и, несмотря на это, не смог даже побороться за медаль.

– А вдруг снова что-нибудь случится в самый последний момент и я вновь потерплю неудачу?

В день финального олимпийского забега на дистанцию 400 метров я проснулся в прекрасном настроении. Я чувствовал, что готов выиграть свою первую золотую олимпийскую медаль. Ведь на пути к финалу я прошел все три стадии предварительных забегов, выиграв каждый из них. Поэтому я являлся несомненным фаворитом. И, несмотря на то что в финале мне предстояло сразиться с очень сильными соперниками, среди которых были мой товарищ по сборной США Олвин Харрисон, два бегуна из Ямайки Роксберт Мартин и Дэвиан Кларк, а также англичанин Роджер Блэк, все ставили на мою победу.