Несмотря на то, что забег был выигран, я чувствовал себя ужасно. Было ощущение, словно я бежал в чьем-то чужом теле. Обычно я чувствовал свою силу и скорость и всегда мог контролировать забег. Но на этот раз, независимо от моих усилий, я был не в состоянии легко убежать от своих соперников.

Когда я зашел в зону для разминки, чтобы снять свои шиповки и переодеться, на табло как раз демонстрировался повтор этого забега. Я решил посмотреть на себя со стороны, ведь я прекрасно понимал, что что-то не так. Я отчетливо увидел на этом повторе, что весь забег я боролся. В этом забеге я не выглядел быстрым и сильным и уж точно не контролировал его.

Вот теперь я действительно начал беспокоиться. Тут же в моей голове стали всплывать события последних двух недель: снижение веса, брюки не по размеру, тошнота и болезненное состояние по дороге из Саламанки в Мадрид. Но ведь на тренировках все это время я чувствовал себя прекрасно! Все это было очень странно…

Как только я начал задумываться о причине всего этого, я сразу же все понял. В последнюю неделю перед главным соревнованием спортсмен находится в некоем состоянии спада, когда прекращаются тяжелые нагрузки на тренировках, а мышцы тела отдыхают и восстанавливаются. Все это делается для того, чтобы он был максимально готов к предстоящему старту. И основной упор на тренировках в эту неделю делается не на силу и выносливость, а на технику. Я же в последнюю неделю постоянно отрабатывал старт и разбег. Выходит, что за эту неделю я значительно потерял в своей силе и скоростной выносливости.

Сразу после забега ко мне подошел мой тренер Клайд. И, несмотря на то что мы оба понимали, что происходит, он попытался приободрить меня.

– Думаю, – сказал он, – все не так плохо, как кажется. Этот забег помог тебе продышаться и почувствовать ритм. Кроме того, ты не привык стартовать в такой ранний час.

Но, как бы мы ни хотели думать именно так, мы оба уже понимали, что, по всей вероятности, дело совсем в другом.

Я вернулся в свой номер в отеле для того, чтобы отдохнуть перед четвертьфинальным забегом, который был назначен на вечер того же дня. Когда я сидел в своем номере и думал о том, что же произошло со мной в предварительном забеге, с одной стороны, я чувствовал, что готов выйти на старт следующего забега и бежать так, как я это делал всегда. Но, с другой стороны, я чувствовал какой-то страх, страх того, что могу пробежать также беспомощно, абсолютно не контролируя свой забег.

Когда мы вечером приехали на олимпийский стадион, я пытался не думать о том, что произошло утром, и мысленно настраивал себя, что все идет хорошо. Но все шло совсем не хорошо, и я это понимал. На старте я делал все так, как умел и как делал это не раз – мощный старт и разбег. Но это был уже четвертьфинал, где выступали тридцать два лучших бегуна мира, и это был совсем другой уровень по сравнению с предварительными забегами. Когда я поднял голову после разбега, я снова увидел, что нахожусь позади всех соперников. Я смог «включиться», но на финише был лишь вторым.

Да, я вышел в полуфинал, но уже отчетливо понимал, что в таком состоянии у меня нет никаких шансов выиграть олимпийское золото. Когда на следующий день я бежал в полуфинале, то понимал, что могу даже не отобраться в финал. Хотя в четвертьфинале, как я полагал, я бежал уже несколько лучше, чем в предварительном забеге.

«Может, в полуфинале и в финале я побегу еще лучше?» – думал я.

Конечно, я сделал все, что мог, но в полуфинале я показал лишь шестой результат. В финал выходят первые четверо бегунов, поэтому я распрощался со своей мечтой об олимпийском золоте.