Но висок уже отозвался тупой пульсирующей болью, напоминая об одном – он дома.

− Ну, здравствуй, родина, − пробормотал Виго, с прищуром глядя на холмы, по низу которых, словно ласточкины гнёзда, прилепились многочисленные домишки бедных кварталов.

Центральный холм Уэбро, словно гигантский акулий плавник, рассекал город надвое, глубоко вдаваясь в лагуну. По левую сторону у его подножья ютились бедные иберийские кварталы, а по правую — такие же улицы каджунов. А над ними, на самой вершине, на фоне далёких белоснежных гор парила огромная каменная статуя Парящего Спасителя, раскинув над холмами руки, будто обнимая ими своих нерадивых детей.

— Эй, хефе*, ну чего мы ждём? Мои ноги, слава богу, приросли к земле, и теперь желудок требует какой-нибудь жратвы, и срочно! За столько-то дней! – крикнул Морис с набережной, снял шляпу и принялся ею обмахиваться.

В Акадии было жарко, впрочем, как и всегда в конце сезона дождей. Виго вздохнул, подхватил лёгкий саквояж и направился к выходу.

− До свиданья, сеньор де Агилар. Удачного дня! − капитан, стоявший на мостике, услужливо поклонился, и Виго кивнул ему в ответ.

То, что на пароходе плывёт сын самого дона Алехандро де Агилара, заставило капитана нервничать всю дорогу. Он то и дело присылал юнгу справиться, не надо ли чего, но Виго был скромен в своих запросах и навязчивого внимания старался всеми силами избегать.

Капитан и сам зашёл лично, выразить сочувствие болезни дона Алехандро и сказал, что поставил свечку Святому Доменику за его здоровье. Такого подобострастия Виго не любил и вспомнил, как счастлив был во Фружене, где никто не знал, кто он такой, и не домогался его расположения слишком навязчивым вниманием.

−Эй, кочерро*! – шагнув на пирс, он махнул извозчику, и тот тут же лихо подкатил на чёрной коляске, запряжённой гнедой парой.

Багаж должен был прибыть позже, и поэтому они с Морисом отправлялись в путь налегке, поставив в ногах лишь лёгкие саквояжи.

− На Голубой холм, − коротко скомандовал Виго.

Возница, зычно свистнув, щёлкнул бичом и крикнул гортанно:

− Поберегис−с−сь! Хей! Хей! Тронко!* Чего застыл?! Разуй глаза, смотри, куда прёшь! Дай дорогу благородным донам!

Коляска сорвалась с места и, сопровождаемая лихими выкриками возницы, понеслась по улице, виртуозно объезжая прохожих.

На пирсе Морис сорвал со стены несколько плакатов и теперь внимательно разглядывал один из них. С листа серой бумаги на него смотрело странное уродливое создание. Оно выглядело, как человек, только вместо туловища имело толстый мохнатый кокон, позади которого торчали крылья, чем-то напоминающие одновременно крылья нетопыря и стрекозы. Внизу этого, безусловно талантливого художества, красовался призыв срочно принять закон о резервации эйфайров.

− Это бабочка что ли? Или человек-летучая мышь? Что вообще курил этот художник? – буркнул Морис и поднял вверх другой плакат.

На нём был изображён мифический вампир, вцепившийся в горло какому-то несчастному. Позади вампира тоже виднелись жутковатые крылья, свисающие со спины, словно фалды нелепого фрака. Брызжущая во все стороны кровь была дорисована вручную и притом настолько аляповато, что казалось, будто над этими плакатом пробежала курица с оторванной головой.

Морис расстелил оба плаката на дне коляски и, стянув ботинки, поставил ноги прямо на изображение мохнатого туловища эйфайра.

− Их тут что, так много? Этих… хм, «бабочек»? – спросил он своего спутника и указал пальцем на рисунок.

− Эйфайров? Да, много, — устало ответил Виго. — Больше, чем где бы то ни было в Магонии.