Правитель ощутил молчаливое беспокойство Дравига, вопросительно повернул к нему голову.

– Наша память, замурованная под Черной Башней, – напомнил старый смертоносец, – способна прожить только два, два с половиной года. Парализованная пища не выживет больше полутора лет. Еще год хранители смогут прожить без еды. Мы обязаны победить до этого срока, Посланник.

– Мы победим! – уверенно пообещал Найл.

– Как?! – громко расхохоталась принцесса. Как сможешь ты захватить огромный город, столицу целой страны, если боишься тронуть даже маленький порубежный городок?

– Мы подрастем, – и Найл наконец решился вслух произнести то, о чем думал последние дни: – Мы вернемся в Дельту, родим там новое поколение, уйдем, чтобы его воспитать, снова родим, и снова воспитаем. Вспомните, мы ушли из города всего полгода назад, а рядом с нами уже вполне взрослые дети!

– А что. – Симеон отставил бокал и принялся лихорадочно грызть ногти. У нас пятнадцать девочек-детей и тридцать бывших горожанок. Ну, «бывшие» здоровых родят от силы половину. Но все равно. Тридцать детей через полгода, сорок пять еще через полгода, почти семьдесят потом, сотня в конце второго года! Нас будет только людей не меньше трехсот!

– Шабр, – окликнул правитель ученого смертоносца, – А ты что думаешь?

– Возвращаться в Дельту рано, – охладил паук восторг медика. Прежде дети должны закончить период созревания, разбиться на стабильные пары, произвести оплодотворение. Думаю, это займет не меньше полугода. Если уважаемый Посланник и Симеон несколько раз произведут вязку со своими женщинами открыто, это вызовет в детях любопытство, возбудит у них подражательный рефлекс. Тогда понадобится где-то месяца два-три.

– Но тогда мы обернемся только два раза, – растерянно шепнул медик, схватился за свой бокал и опрокинул его содержимое себе в рот.

– Насколько я помню, – вклинилась в разговор принцесса Мерлью, – каждому ребенку, рожденному в Дельте, необходимо по четыре кормилицы. Младенцы слишком прожорливы при таких темпах роста.

– Было бы кого кормить, – вздохнул Симеон, – чего-нибудь придумаем.

– Если я правильно тебя понял, Шабр, – повернул голову Найл, – мы должны найти спокойное, безопасное место, где можно провести два-три месяца до полного взросления детей?

– Они уже взрослые, – поправил смертоносец, – но подростки должны психологически подготовиться к размножению.

Правитель поморщился и кивнул.

– И вы с Симеоном должны открыто продемонстрировать правильный межполовой контакт, – настойчиво повторил ученый паук.

Найл покосился на Мерлью. Принцесса презрительно скривилась:

– Что поделать, Найл. Так нужно.

– Тогда ты правильно понял меня, Посланник, – подвел итог смертоносец.

– А еще, – у девушки желваки ходуном ходили, но говорила она тихим, почти ласковым тоном, – нужно найти в этих каменных джунглях оазис, способный прокормить весь отряд необходимые три месяца.

– Ну, – усмехнулся Найл, – как раз это проще всего. Дравиг, ты мне поможешь?

– Да, Посланник.

С точки зрения человека, пауки не способны думать. Они просто воспринимают окружающий мир, анализируют, оценивают, решают возникающие вопросы исходя из предыдущего опыта – иногда в одиночку, иногда объединяя в единое целое сразу несколько разумов. Они обладают великолепной памятью и всегда готовы к восприятию внешних вибраций. Люди же гордятся своей способностью к мышлению. Трудно сказать, какое преимущество дает двуногим процесс многократного пережевывания абстрактных мыслей, но то, что постоянное мельтешение посторонних образов, воображаемых событий, мечтаний и горестей отгораживает сознание от истинного мира – это совершенно точно.