Или, например, строй взять, предположим, «свиньей». Тоже и вычурно, и хлопотно. Уж лучше вместо такой учебы лишний раз мечом помахать. А коли пришло время битвы, так тут и думать нечего. Главное, чтоб в сердце у тебя вера была – за правое дело идешь, а там, на небесах, мигом разберутся. Господь у окошка видит немножко. И не только видит, а еще и подсобляет. Отсюда напрашивается и ответ. Конечно же за ста…

Стоп, а что она там про Галич-то писала? Так-так, а вот это любопытно. Мстислав задумался.

Он-то поначалу собирался идти к Галичу со своей дружиной, да еще кое у кого из южнорусских князей силенок подзанять. Для того и ездил совсем недавно к своему тезке и двоюродному брату, киевскому князю Мстиславу Романовичу. Как-никак тот обязан был ему. Не подсоби Удатный, нипочем Романович на Киевский стол не воссел бы. Не сдюжить было ему супротив Всеволода Чермного.

Ожидания Удатного киевский князь оправдал и дружину дать согласился, но так, вскользь, намеками, высказал и ответные пожелания, да не одно, а аж два. Дескать, идучи на Галич, князь в Новгороде Великом стол пуст оставляет. Вот бы, как по старине и положено, старшего сына киевского князя на него подсадить. Уж Мстислав-то Удатный ведает, кому из бояр новгородских на Святослава Мстиславича намекнуть.

Ну что ж – невелика просьбишка. Отчего не уважить. Вдобавок оно и впрямь по самой что ни на есть старине получается. Своего-то сына Василия к новгородцам все одно не подсадишь – опять захворал. Не дал господь ему здоровья. А коли так, пущай и в самом деле Святослав Мстиславич усаживается.

Зато с другим пожеланием намного хуже. Просил Старый, как его на Подоле киевском метко прозвали, чтобы Удатный и других его сыновей пристроил. Пусть не всех троих – хотя бы одного или двух. Ведь и Всеволод, и Ростислав только именуются младшими, а поглядеть – первому сорок лет через два года исполнится, а второму – через пять. То есть оба уже в годах немалых, а звание у каждого – княжич киевский, да и то пока сам Мстислав Романович в Киеве сидит. Едва помрет – и все. Пиши пропало. Придет Владимир Рюрикович из Смоленска, которому нет дела до сыновей двоюродного братца. У него, чай, свои детки имеются, и их тоже куда-то пристраивать нужно – жизнь есть жизнь.

Да и самому Мстиславу, когда он Галич возьмет, верные сподручники ох как понадобятся. А они уже тут, и искать не надо. Один, к примеру, в Перемышле сядет, а другой, скажем, в Звенигороде. А там, глядишь, и для самого младшего, для Андрея, что-нибудь сыщется. Городов-то в галицкой земле довольно – и Ярославль, и Теребовль, и Коломыя, да мало ли. Было б желание, а куда посадить найдется. И им славно, и Мстиславу покойно – всех таки родичи сидят, сыновцы двухродные. Случись нужда, выручат, помогут.

Тут новгородский князь призадумался. Не столь уж велико будущее княжество, чтобы уделами всех наделять. Тут все как следует обмыслить надо. Да и с зятем своим меньшим, Даниилом Романовичем, тоже поделиться придется. И где же ему на всех городов напастись? Словом, уклонился он от ответа, напомнив, что негоже делить шкуру неубитого медведя. Заодно напомнил и про грамотку, кою владимирские князья на Липице перед битвой с ним составляли.

Мстислав Романович про грамотку не в первый раз слыхал, но все равно посмеялся, однако немного погодя лицом посмурнел, поняв, что не расположен его двухродный братец уделы в Галицком княжестве плодить. Тогда иначе вопрос поставил, пожестче. Мол, киевские дружины-то все равно его сынам в сражения вести. Одно дело, если они за свое биться станут, и совсем иное – князю Удатному помогая. Ныне ведь так – без корысти и птичка не запоет, пока ей зернышек не насыплют.