Одни люди думают больше о путях веры,

Другие сомневаются в истинном пути.

Боюсь, что однажды раздастся возглас:

«О неведающие! Путь не тот и не этот».

Омар Хайям

– Не помешал? – раздалось с порога.

В дверном проеме показался священник.

– Ну что ты, отче, – улыбнулся Константин и кивнул на окно. – Погляди, как красиво.

Отец Николай неспешно подошел, пару минут молча постоял, вздохнул и охотно согласился:

– И впрямь благолепие. Правда, и грустно немного – уходит, покидает нас солнышко, хоть и ненадолго.

– А тут все зависит от настроения, – поправил Константин. – Если самому грустно, то думаешь о прощании, а если на душе светло, то на ум приходит напоминание о надежде, о том, что вслед за расставанием обязательно придет встреча, и придет так же неизбежно, как завтрашнее утро.

– Завтрашнее, – машинально повторил священник. – А мне как раз послезавтра поутру и расставаться с вами. Ох и неблизкий путь ожидает. Ладно бы Киев, а то ведь потом еще и в Никею плыть…

– Всего полгода, от силы год, – попытался успокоить Константин.

– Целый год, – поморщился отец Николай. – Я тут потолковать с тобой хотел, чтоб на последний день не откладывать, а то за этими хлопотами…

– Потолковать – это хорошо, – согласно кивнул Константин. – Правда, я рассчитывал на завтра, но можно и сегодня. Ну-ка, давай пройдемся вниз, а то тут стекла еще не вставили, сквозняк, да и с Оки несет, а сырость для твоих рук нежелательна. Лучше мы в трапезной поговорим. Есть у меня к тебе небольшая просьба, точнее, поручение.

– И у меня просьба, – оживился отец Николай.

– Насчет гривен? – уточнил князь, заходя в трапезную и указывая священнику на лавку.

– Их ты мне выделил в избытке, – замахал руками отец Николай. – Я и не ожидал, что у тебя их так много. Опять же и рыбий зуб, и мягкая рухлядь, и воск, и бобровая струя… Мне корабленники сказывали, товару еще на столь же гривен, если его по уму продать. Потому и подумалось, если ты так щедро мне серебра и всего прочего отмерил, то, может, и на храм новый что-нибудь изыщешь, а?

– О господи. Опять ты за свое, отче, – устало вздохнул Константин. – Тебе я отвалил так много лишь из-за книг, которые попросил купить. Знаешь, сколько они ныне стоят? О-го-го. Опять же дорога дальняя, возможны всякие непредвиденные расходы, вот и отмерил их с избытком, как ты говоришь. На самом же деле туго у меня с ними. Ты даже не представляешь, как туго. Иной раз в казне не сотни, десяти гривен не насчитаешь. Вроде и доходы стали намного больше, но и расходы тоже возросли. Да что я тебе говорю, когда ты сам все прекрасно знаешь. Одни стены у Рязани сколько денег съедят, а они для города нужнее.

– Стены – дело необходимое, кто бы спорил, – примирительно согласился отец Николай. – Но равнять их с храмом нельзя. Разные это вещи. Стены для обороны нужны, для сохранения имущества и жизни людской, то есть, по сути, они, если образно говорить, для тела. Но надобно ведь еще и о вечном заботу проявить, о том, что в будущее простерто будет. Храмы и дух народа твоего в трудный час поддержат, а в иные особо тяжкие минуты и ввысь его поднимут.

– Ну хорошо, – сдался Константин. – Вот закончу со стенами, первым делом за храм примусь. Устраивает? – улыбнулся он, ожидая услышать подтверждение, и… разочаровался.

– И сызнова ты неправ, – возразил отец Николай. – Такие вещи крестьянину простому дозволительно на потом оставлять. Мол, ныне важнее засеять, затем сена накосить, после урожай собрать, ну а уж ближе к зиме можно и в храм сходить, богу