Душ, горячий, обжигающий – и спать. Так бы и встретить Новый год. И ни о чем не думать и спать. Мечта! Но, получается, идти-то ему некуда. Он ведь поэтому и к Морозову-то поехал, чтобы убраться подальше из их двухкомнатной квартиры на двенадцатом этаже панельного дома в новом районе, недалеко от только что открытого метро «Солнцево». Он взял квартиру в ипотеку три года назад – чтобы жить долго и счастливо. Лена тогда забеременела во второй раз – и это после того, как они прожили шесть лет без единого намека на детей. Первые два-три года радовались, а потом стали волноваться. Иван задумывался даже, что, может быть, у них вообще никогда не будет детей, эта мысль заставляла его закуривать, даже если он только что курил. А потом вдруг случилось чудо. Лена родила похожего на них обоих сына, назвала его Федором, хотя Ивану казалось, что вся эта мода на старые славянские имена – перебор. Но разве станешь спорить с женой по такому вопросу? Федор так Федор, красиво, хорошо. А потом они вдруг выяснили, что Лена снова беременна. И не важно, готов ты или нет и какие у тебя или у нее были планы, потому что от таких подарков судьбы не отказываются. Усталая, измотанная бессонницей Лена поставила ультиматум, что не может рожать второго ребенка, пока у них нет нормального жилья – в съемной однушке вчетвером жить не станет. Тогда Третьяков одолжил у Морозова денег на первый взнос. Они купили квартиру, и Лена родила Ивану второго сына. Назвала его Ярославом. Вылитый Иван. Такой же цепкий взгляд серых глаз, такие же черные жесткие волосы и крупноватые черты лица. В квартире прожили всего год с небольшим. Получается, не вышло ни долго, ни счастливо.

– Эй, Ванька, ты еще тут? Я думал, вы все по домам разбежались и уже бухать начали, – в кабинет к Третьякову заглянул коллега-оперативник Толик Бахтин, с которым они были знакомы постольку-поскольку – в курилке общались. Бахтин работал у них в розыске не так давно, был энергичен и легок на подъем. Девушкам нравился. Молодой. На Третьякова он смотрел спокойно и весело и без сочувствия – значит, Бахтину ничего не известно о том, что произошло с Морозовым и отчего Иван появился на работе в канун Нового года. Это хорошо, что он не знает. Хоть один, для разнообразия. Иван с усилием заставил себя подняться со стула, каждое движение давалось ему тяжело, словно он шел под водой.

– А ты сам-то чего тут торчишь? – спросил он в ответ. – Сигареты есть?

– Сигарет тебе? Может, тебе и оливьешки отсыпать? Я только на минутку забежал, мне нужно сгонять к одному кенарю, порасспросить кое о чем. Уточнить там кое-что. На, держи свои сигареты. Чего домой не идешь?

– Мне нужно где-то перекантоваться сегодня, – ответил Иван, и Толик задумчиво прикусил губу.

Иван смутился и отвернулся.

– Пошли покурим, что ли, – бросил Толик, не задавая больше вопросов.

Уже в курилке он заметил Ивановы руки. Натужно хохотнул, сказал, что с их работой неудивительно – можно вообще целиком почернеть. Третьяков вздрогнул, словно от удара, но ничего не сказал – чего цепляться, если человек не знает, не в курсе.

– Так перекантоваться где не найдешь? – спросил он вместо этого.

Толик вздохнул. Такой вздох – сам по себе ответ. Иван замотал головой.

– Не бери в голову, не проблема.

– Я к матери еду. Если б дома оставался – тогда конечно, – осторожно ответил Бахтин, и Иван похлопал его по плечу.

– Давай там, не напивайся сильно.

Толик выбросил сигарету, не докурив, и ушел.

Теоретически Иван мог бы тоже поехать к родителям – они живут в Твери, и туда еще вполне можно добраться. Родители наверняка уже все знают. Причем не от него, а от Лены, так что неизвестно, какую версию им преподнесли. В кармане завибрировал телефон. Один раз – и затих. Сообщение. Иван телефон достал, сработал многолетний рефлекс «А вдруг что-то срочное и важное».